| ВТОРОЙ ОТВЕТ ПЕТРОВИЧУ |
Приведу второй фрагмент того же письма и моего ответа на него:
"... мой собеседник сделал потрясающий вывод: рыночная эконо-
мика хороша тем, что регуляция в ней осуществляется теми же метода-
ми, что и в природе ("выживает сильнейший"), а раз эта система
"близка" природе, то и справедлива и является наилучшей. Я возра-
зил: если бы человек подчинялся природе, а не пытался бы приспосо-
бить ее для себя, то мы и сейчас жили бы в пещерах (если жили бы)".
"Петрович!
Вторая проблема, затронутая в письме - истоки рыночной эконо-
мики.
Сначала насчет близости к природе. У нас в компании, в моло-
дости, когда о ком-то говорили, что он "близок к природе", то име-
лось в виду, что он "от природы недалек".
Уверены ли вы с вашим другом, что в природе выживает сильней-
ший? Для бактерий это так. А уже для птиц и млекопитающих, кроме
самых примитивных, это вовсе не так. Почти нет животных, которым не
были бы свойственны те или другие формы общежития - в стае, стаде,
группе. Вопреки тому, что иногда думают, стая дает возможность вы-
жить покалеченному собрату, и иногда даже распространяет принципы
взаимопомощи на другие виды - я как-то видел редкие кадры, как бе-
гемот отбил антилопу у крокодила. Маугли - не вымысел. Слабый, но в
стае - выживает, а сильный, но неуживчивый - погибает.
Попробуйте отобрать у собаки еду! Но у меня был случай -
как-то раз я приболел, и мой пес принес мне на подушку свою кость.
Все домашние животные - от природы коллективисты, даже домаш-
ние кошки. Они происходят от нубийской кошки, которая легко приру-
чается, а очень похожая европейская лесная кошка - к общежитию с
человеком непригодна. А почему? Лесная - по жизни индивидуалистка,
а нубийская живет в норах небольшими коллективами.
По своим моральным качествам собака гораздо ближе к человеку,
чем волк, но не из-за тысячелетней близости - она и одомашнена была
именно потому, что психологически совместима, а волка человек так и
не приручил.
Вся взаимопомощь в стае построена на принципе посильной взаим-
ности. Я читал мемуары одного нашего полярника, по-моему, Федорова,
в которых он много пишет о ездовых собаках - у него было время за
ними наблюдать. В стае собак на зимовках были сложные отношения, и
бывали случаи, когда всей стаей они разрывали какую-либо одну. Слу-
чаи для невнимательного человека необъяснимые, но Федоров заметил,
что всегда эти "казни" были за дело - жертва была или вороватая,
или беспричинно агрессивная, или даже просто ленивая - не тянет
лямку, как все.
То есть это у нас в биологии - ты мне спину почесал, я тебе.
Но если ты раз попользовался и не возместил, два - то иди-ка ты,
милый друг, куда подальше!
То есть тот индивид, который получает блага, должен отдать
столько же, и стая за этим следит. Нельзя пускать дело на самотек -
если возврат товаров и услуг не будет контролироваться со стороны,
то ленивые или бестолковые индивиды разрушат "внутренний рынок
стаи". Как легко догадаться, этот принцип общественного контроля
ставит предел увеличению стаи - начиная с определенной численности
контроль всех за каждым становится невозможным, и рано или поздно
это отражается на качестве обмена.
Так что вы верно говорите, что "рыночная система близка к при-
роде", потому что некоторые основы рынка коренятся даже в биологи-
ческой природе человека. Это естественно для человека - предложить
что-то, ценное для другого, и ожидать, что тот что-то даст взамен.
Даже если этот "тот" - собака.
Но вот только не надо путать рынок, то есть обмен вещами и ус-
лугами, и борьбу за существование, естественный отбор. И цель рынка
- не в селекции, не в "выживании сильнейшего", а во взаимопомощи, в
обмене плодами труда. И то чувство неловкости, которое возникает,
когда не можешь отплатить за услугу, возможно, вполне инстинктивно.
Наша идеология в недавние годы не любила подчеркивать родство пси-
хики животных с человеческой, но ведь и многие потребности, на
удовлетворении которых базируются целые сектора рынка, являются
вполне биологическими. Это человеческий шовинизм - считать, что мы
так уж далеко ушли от животных. Многое у нас общее, и не только
красная кровь.
Конечно, неумение существовать в рынке снижает шансы индивида
на выживание, как и другие дефекты поведения. Но отбора в рынке
нет, он не для этого создавался, он от других механизмов произошел.
Конечно, человеческий рынок более сложен, чем обмен услугами в
собачьей стае, но даже некоторые его механизмы могут осваивать не
только люди.
Так, наиболее высокоорганизованные животные могут даже понять,
что для других представляют ценность вещи, им самим не нужные. Вот
пример: вокруг одного из храмов в Южной Индии живет стая священных
обезьян, которая является туристической достопримечательностью. Та-
мошние макаки выпрашивают подачки у туристов, но не едой, а деньга-
ми. Они разбираются в сравнительной ценности монет, а незадачливых
шутников, дающих им монетку, не имеющую хождения, обезьяны могут и
покусать. Обезьяны покупают то, что им надо - ну там, бананы, газе-
ту "МК" - у торговцев вокруг храма, освоивших вот такой экзотичес-
кий рынок. Так как кроме ценности мелких монет эти макаки больше
ничего в валютно-финансовой сфере не понимают, то их смело можно
считать непосредственными предками "школы монетаристов".
Независим ли современный рынок от общества? Иногда даже гово-
рят, что сначала возник рынок, а потом уже все остальные институты
человеческого общества - община, государство. Так ли это?
Вот представьте себе ситуацию. Вы идете по переулку, а там ба-
буля с прилавка продает яблоки. Почему вы не просто берете яблоко,
а платите за него? Ведь бабуля ничего вам сделать не сможет, даже
если догонит?
А очень просто. Есть милиция, суд и тюрьма, и каждый человек
принимает участие в рыночных отношениях, подсознательно учитывая
существование этих государственных институтов. Кто не хочет или
неспособен их учитывать, рано или поздно с ними знакомится, если
государство цивилизованное. Вот поэтому государство первично, а ны-
нешний, современный рынок - вторичен, и все разговоры о независи-
мости рынка от государственного регулирования - глупости.
Кстати, когда говорят, что где-то люди цивилизованы и так, без
жестоких наказаний, надо просто посмотреть повнимательней на исто-
рию такого общества. Да, англичане законопослушны, а лондонские
"бобби" дежурят без оружия и дубинок, как у нас милиционеры ког-
да-то. Но чудес не бывает. Просто в Англии триста лет подряд вешали
за кражу носового платка, разве не отразилось это на "ментальнос-
ти", извините за выражение, англичан?
Тут можно несколько вольно процитировать умнейшего нашего пи-
сателя-мариниста А.Б.Снисаренко, пишущего на исторические темы:
"Первые купцы, в гомеровские времена, были одновременно пира-
тами и бандитами. Подплывая к поселению какой-нибудь прибрежной об-
щины, они мучительно соображали, оценивая соотношение сил. От этого
зависела программа действии, что делать - налететь и ограбить или
торговать? И местные, глядя на подплывающий корабль, решали в уме
такую же экономическую задачу.
Торговля же с чужаками была делом рискованным. Не редкость бы-
ли случаи, когда, усыпив бдительность местных несколькими сеансами
мирной торговли, "купцы" захватывали столпившихся у кораблей женщин
и отчаливали, за считанные минуты в десятки раз повысив рентабель-
ность торговой экспедиции.
Зачастую в те времена чужеземца на всякий случай сразу убива-
ли, это была единственная и очень действенная защита от коварства
морских разбойников".
Какой рынок был тогда возможен? Только обмен между соседними
общинами, поскольку соседи хоть и не любили друг друга, но знали,
что от кого ожидать. Не было государств с их полицией и судами, за-
то существовало межобщинное право, регулировавшее отношения с по-
мощью известных стандартных приемов вроде кровной мести. В этих ус-
ловиях был еще не рынок, а обмен - пленницу на меч, шкуру медведя -
на пару овец, меру репы - на меру ячменя.
А первые государства, взимая некоторую мзду, обеспечивали для
всех участников торговых операций общие и понятные "правила игры",
и в конце концов именно эта форма рынка, а не гомеровская, приви-
лась. Очень многие известные города возникли именно как укреплен-
ные, безопасные рынки под патронажем местного авторитета (царька),
а не как племенные убежища на случай войны. Тогда и появились пред-
посылки для настоящего рынка.
Так что рынок - это не борьба индивида с индивидом за сущес-
твование. Голливудские герои - красивые, сильные и агрессивные ин-
дивидуалисты - вымерли миллионы лет назад, еще на стадии пресмыка-
ющихся. Их нет в природе. Остались связанные взаимной защитой стаи,
соединенные взаимопомощью общины, скрепленные внутренним рынком го-
сударства.
А теперь о справедливости рынка. Справедлив ли рынок? Да, ры-
нок справедлив.
Человеку, да и любому существу, несмотря на весь стихийный
коллективизм, присуще чувство, что он дает много, а получает мало.
Ты можешь считать, что отдал достаточно, не меньше, чем взял, но
так ли это? Как подтверждается справедливость обмена в коллективе,
где нет рынка? Только мнением коллектива.
В стае зверей обмен услугами был не одномоментным, то есть ес-
ли тебя защитили, то ты не в тот же момент должен был отдать долг,
а когда надо будет. Если ты долгом сманкировал, то вокруг тебя на-
чинало нарастать напряжение.
В условиях обмена товарами обмен считался справедливым, когда
он происходил без принуждения, и его участники были удовлетворены.
Мне нужна была шкурка лисы, и я согласен отдать сто мер ячменя. Для
каждого обмена меру устанавливали потребности сторон.
И в обмене между людьми, благодаря наличию языка и чувства
времени, был вполне возможен разнесенный по времени обмен - я даю
тебе сейчас, а ты отдашь мне потом. Но такой обмен был ограничен
кругом знакомых и доверявших друг другу людей - общиной.
А если меняешься с незнакомым, а он говорит, что отдаст потом,
так верить или нет? А обмен выгодный, жалко упускать! Но человек -
все-таки существо более-менее разумное, и смог найти выход. Для
случая людей малознакомых мог помочь делу материальный залог - ка-
кая-нибудь вещь, вообще ценная, но не нужная в данный момент ни
продавцу товара, ни покупателю. Так появились деньги. В качестве
денег выступали вещи ценные, небольшие и ликвидные, то есть такие,
которые легко было поменять. Это были бронзовые или железные заго-
товки ножей, бусы, золото и серебро. У славян была единица "плат" -
кусок ткани, от него произошло слово "платить".
Монеты вообще первоначально были, видимо, заготовками бус - во
всяком случае у склонных к традициям китайцев деньги долго делались
в виде монет с дырочками. Но в некоторых провинциях Китая деньги
были в виде бронзовых ножичков, да и иероглиф "деньги" содержит,
по-моему, значок в виде ножика. Так было. потому что сам материал
значения не имел, важно было, чтобы он имел широкую полезность. И
древнегреческая монета "обол" первоначально была железным прутком -
заготовкой ножа, а 6 штук их называлась "драхмой" - "горстью"
по-гречески. Железный пруток был не менее ходовой вещью, чем золо-
тая бусина, и потребность в железе гарантировала, что этот пруток у
вас в любом месте возьмут. Понятно, чем гарантируется и ценность
мешка зерна.
Чем обеспечивается само золото? Дело ведь не только в его ред-
кости. Редких и уникальных минералов в мире много! Золото, видимо,
должно быть обеспечено какой-то самостоятельной ценностью, которое
в нем заключено. Причем ценностью, очевидной для всех.
Кто или что гарантирует ценность золота7 Ценность не в предме-
те, а в отношении к нему со стороны людей. Зачем золото на необита-
емом острове? В человеческом же обществе золото вполне обеспечено
страстью женщины к украшениям и страстью мужчины к женщине. Поэтому
золото и стало универсальным обменным товаром еще до потопа - вез-
де, где есть человек - мужчина или женщина - путник мог выменять на
золото еду, одежду, ночлег и другие услуги. То есть человеку важна
не самостоятельная цена платежного средства (вполне возможно, что
железный пруток в данный момент ни торговцу, ни покупателю не ну-
жен), но важна гарантия, что он всегда это платежное средство может
поменять на жизненные блага. Так единая обменная мера появилась из
неодномоментного обмена между незнакомцами.
Но у денег появилось одно побочное качество - оказалось, что с
их помощью можно разносить сделки по месту и времени, и, самое
главное, заочно оценивать выгодность обмена самых разных предметов,
что дало резкий импульс торговле. Конечно, внутри регионов (рын-
ков), где действовали хотя бы сравнимые денежные системы. Но и меж-
ду разными рынками был возможен обмен, и помогали в этом менялы -
весьма распространенная в древности профессия.
Так вот рынок, Петрович, справедлив. Ты сделал какую-то вещь,
и считаешь, что по полезности для общества она соответствует ведру
пшеницы, а покупатели не дают и полведра. И никакие твои убеждения,
что ты затратил на ее изготовление массу сил и энергии, никого не
убедят. Значит, твой труд, с точки зрения других людей, оказался
мартышкиным трудом. А как еще измерить заслуги человека перед об-
ществом? Только оценкой других людей. А оценка объективна, без кру-
говой поруки и взаимного захваливания, когда оценивающим приходится
жертвовать чем-то для себя ценным. Если согласен за чье-то изделие
отдать плоды своего труда, тогда оно действительно полезно.
Вот посмотрите на ситуацию: некто закупает картину для музея,
тратя чужие (государственные) деньги и покупая вещь не для себя.
Так и тратились миллионы на что-то, по художественной ценности
сравнимое с ... молчу, молчу. Когда книги выпускались, не обращая
внимания на то, будет ли кто-нибудь их читать, то в результате было
выращено целое поколение литераторов, чьи творения совершенно неп-
ригодны для чтения.
Оценка труда рынком - самая справедливая оценка. Альтернатива
рыночной оценке только одна - если все общество будет оценивать
труды каждого человека - дает ли он столько же, сколько берет у об-
щества, или же обмен неравноценен. А как это сделать в рамках об-
щества, состоящего из тысяч и миллионов граждан? Даже если для всех
видов деятельности разработать научные нормативы производительнос-
ти, где гарантия, что произведены будут нужные в данный момент ве-
щи? Труд-то бывает, повторюсь, и мартышкин - все вспотели, а ре-
зультат никому не нужен. Труд должен быть умным, а умный труд - это
когда что-то делают, имея в виду интерес потребителя. Так вот пока
объективной оценки умного труда человека всем обществом не придума-
но, все идеи об отмене рынка - архиблагоглупости.
Лишь если производятся такие блага, которые нельзя продать
конкретному человеку - например, обороноспособность, то нельзя при-
менять рыночные принципы, тут приходится государству собирать нало-
ги. А вот оплачивать за счет налогов то, что потом потребляют кон-
кретные люди - неправильно. Всякие там бесплатные квартиры и путев-
ки в дом отдыха были чреваты злоупотреблениями - некто, не платя,
ими пользовался, а некто - нет, и учесть было нельзя. Деньги ведь
полезны еще и этим - можно посчитать, сколько каждый тратил! Ведь
бывало, что на кого-то расходовались огромные общественные ресурсы,
но численно они никак не учитывались.
Но, конечно, рынок справедлив только тогда, когда покупаешь и
продаешь без принуждения. Когда тебя не пускают на рынок, когда о
цене тебе приходится договариваться с кем-то, кроме покупателя -
это уже не рынок. К сожалению, в этом-то и проблема: современный
"свободный рынок" теряет те качества, которые делали его свободным.
Принуждения быть не должно, но селянин может хоть год не продавать
свои продукты, а горожанин должен есть каждый день. Это принужде-
ние, хотя и неявное. Бывают и ситуации, когда средства обмена, при-
нятые на данном рынке, по каким-то законам скапливаются у небольшой
группы людей, и рынок парализуется - все хотят друг для друга рабо-
тать, но не могут! Это тоже принуждение, принуждение к безделью.
Дело-то в том, Петрович, что современный "мировой рынок" боль-
шую часть истинно рыночных свойств потерял, а, кроме того, конкрет-
но для нас он еще и смертельно опасен. Но основной принцип рынка
для нас жизненно необходим: "делай то, ради чего другие захотят
что-то делать для тебя". Экономика нашей страны лишь тогда будет
нормальной, когда каждый субъект ее будет вынужден руководствовать-
ся этим принципом, когда он не получит денег никак иначе, кроме как
сделав что-то нужное другим".