Народное творчество

(картина "укиё-э" в стиле "макурадзоси"
по мотивам якутского и ханты-мансийского фольклора)

Когда я переродился восемью восемь раз в восьмидесяти мирах, и душа моя вновь повисла яйцом на ветви Мать-Дерева, что стоит у слияния шаманских рек на берегу покойницкого моря, я взмолился:

- О, белые удаганки, позвольте мне родиться в России!

Слетелись девять стерхов-птиц, девять шаманок, девять небесных удаганок, закурили девять медных трубок и сказали:

- Зачем, душа, в Россию хочешь? там, однако, плохо.

А я рогом упёрся:

- Хочу претерпеть и в терпении окрепнуть. Хочу, хочу, хочу!

- Какая душа страстная! Откуда, душа, про Россию знаешь? - спросили удаганки.

- Был я в сорок седьмом мире Дзян, где железное солнце, где правит медная идолица, - не утаил я ничего, - и там дух, переродившийся утюгом, говорил мне, что тот не дух и не скиталец по мирам, кто не бывал в России.

- О-о-ох! - закачали головами вечно юные небесные шаманки. - Россия - далекоооо, в бедственном Нижнем мире, в земле Где Облизываются, в долине Чёртечох, где навыворот всё живое. Ты, душа, туда не ходи! Давай, мы тебя японцем в Калифорнии родим - хочешь?

И то, и другое предлагали мне, но я не унимался, день и ночь о России бредил. Утомились удаганки уговаривать меня, раскинули щепки и дохлые кости, стали спрашивать духов:

- О, дух-олень, дух-кабан и дух-жаба, как нам неистовую душу спровадить? Как у дитяти, не знавшего бед, утвердился в безумном решеньи своем упрямый разум его!

Слетелись духи, как на помойку мухи, закружились, загикали, заверещали:

- Дайте нам душу в когти, дайте нам душу в зубы, отнесём её в Россию, кинем сверху вниз!

И полетел я стремглав с тремя духами; когда миновали мы семибездное голубое небо, стала видна Россия - стояла она на своём, словно лютый мороз, в клубящейся долине Чёртечох. Духи зубы и когти разжали, упал я в Россию, а они мне вслед напутствовали:

- Пусть расширится твоя голова! Пусть умножится печень твоя! Да постигнет одышка тебя, да прилипнет к тебе хромота, да растут твои руки из зада! Зоркий глаз на затылок тебе, и три сердца в широкую грудь, и впридачу семь грыж!

Отягощённый грыжами, летел я плохо, и всё время задевал за провода. Мимо вверх пронеслась какая-то душа, ещё в пылу оставленной внезапно жизни, крича и шевелясь изо всех сил; я затабанил крыльями, загрёб хвостом и спросил её:

- It is Russia?

- Мать, мать! - ответила душа невнятно и умчалась к изначальному Мать-Дереву. Вслед за ней из переулка, где раздавались выстрелы, вылетели ещё три души, упрекая друг друга в излишней доверчивости к партнёрам. Отчаявшись объясниться с ними, я грянулся оземь и воплотился.

- Мочи его! - вскричали рядом, и многожильное левое сердце моё замерло от пули; кругом все лежали - я тоже прилёг, чтобы не слишком выделяться. Ближайшие ко мне тела ещё теплились. Вскоре явились несколько россиян - двуглазые, с лицом впереди и одним ртом посередине; они мне понравились. Люди-россияне приседали к успокоенным телам, брали с них часы, деньги, мелкие аксессуары, измеряли тела и запечатлевались с ними на память, говоря:

- Гога Чечевидзе сказал, что он сегодня четверых убьёт, а вон пятый валяется! Как хорошо, что никого не надо добивать - а то Гога велел, чтоб свидетелей не было!

А надо мной незримо реял дух-жаба и шептал проникновенные слова:

- Замри, душа, как неживая! Мясистое тело твоё под угрозой - государственные люди ищут, кому контрольный выстрел сделать!

Но людям наскучило мёртвое дело, они зевали и томились, пока не выразилась вслух идея выпить водки; закричали они от восторга, всё бросили и укатили вдаль на завывающей машине.

Я встал - а вокруг простиралась Россия. Пылали пожары, сияла реклама; множество россиян бродило всюду, словно все что-то потеряли, а над миром в тёмной вышине горели огненные слова - ЭРОТИКА ВОЗБУЖДЕНИЕ. Там, в темноте, ласкались губы и виднелись обольщения, там вожделение дразнилось длинным языком и обещало мне восторг от обладания прекрасным утеплённым полом и автомобильными покрышками, копчёной рыбой и запорной арматурой. Едва не соблазнился я! уже поверил было, что с копчёностью во рту, валяясь на полу, обрету блаженство - но мой глаз на затылке открылся, и я увидел семь скелетов, семь тлетворных чучел; они танцевали похабные танцы и излучали в семь миров непобедимую энергию. Я сразу узнал их! это были они - семеро отродий Матушки Гангрены, запрещённые в мире Чунь, приговорённые в мире Сатч Сиквэлл, изгнанные из Третьего Загробного и зовущие себя Плебей-Шоу!

- Граждане России! - воззвал я, встав на мусорный контейнер. - Берегитесь! Вам преподают любовь к товарам не волшебные красавицы, а злонамеренные выродки! Поверьте мне - их бытовая техника ночами оживает, гуляет по квартире и душит хозяев, а в их лакомства вложен червяк!

- Ура! - закричали столпившиеся россияне. - А то мы не знали! Дурак! Ты что, с Луны упал?!

- Нет, я из мира Дзян, - отвечал я, кланяясь народу на четыре стороны, - где железное солнце, где мне рассказал утюг, что в России крепнет дух!

- И как тебе у нас понравилось? - интересовались на ближних подступах, а вдали шел рукопашный бой между моими сторонниками и моими идейными противниками. - Круто, да? Ты погоди, сейчас менты приедут, будет совсем ништяк.

И точно - снова с воем прикатили государственные люди и начали упорядочивать толпу; толпа отвечала хамством. Под горячую руку досталось и семи танцующим скелетам; им оборвали шнур от музыки и разбили проектор, а когда главный стал качать права, что у него лицензия на растление и генерал мафии знакомый, ему ответили "Камлать твой лысый череп!" и откамлали, и по черепу, и всяко. Пришлось ему с собратьями убраться в преисподнюю!

А люди-россияне заступались за меня перед властями:

- Он дзяпонец, он не знает ничего! Он пьяный! Он больной!

Начальник пристально осмотрел меня:

- Не похож он на дзяпонца! Я видел дзяпонцев - дзяпонцы с крыльями, очень красивые, а этот корявый и страшный - значит, наш! Много таких оболтусов по тёмным углам от священного долга скрывается - ну-ка, вооруженные сотрудники, хватайте всех, кто тут молодой!

Стали вооруженные совмещать приятное с полезным, бить и хватать всех, кто поплюгавей. Мне показали дуло огнестрельного оружия:

- Ты молодой, а значит - ты повинен и священно должен! Давай сюда свою присягу! И жизнь свою нам отдавай; мы поиграем - и вернём, честное слово.

Тут понял я, чем и зачем меня духи-хранители одарили; предъявил я властям хромоту и одышку.

- Эка невидаль! - плюнули хором они. - Наша армия вся - из калек и уродов, ты лишним не будешь!

Но недаром мне духи расширили голову, словно котёл! я сказал:

- Убеждён я оружие в руки не брать, потому что из зада растут мои руки!

Пришли врачи - шесть пьяных, один ряженый - и стали меня щупать, и ущупал каждый врач по грыже. Однако, они усомнились - а правда ли то, что они ощущают? - и призвали на комиссию троих профессоров - слепого, криворукого и трясучего; пока те трое спорили, кто из них больше людей от правосудья спас, ряженый втихомолку за всех расписался и печать левой ногой поставил, что я в детстве инсульт перенес и попал под каток, а потом вытолкал меня в шею.

- Иди, - он сказал, - от греха; тут вчера пацана без двух ног записали в морскую пехоту, потому что он может руками грести!

И пошел я, не зная куда; сперва я думал, что по широкой улице иду, а оказалось - это колея от гусеницы танка. Тут и танк показался вдали - как гора, что идет к Магомету.

- Да как же вам не страшно?! - спросил я россиян, торчавших в окнах. - Такой большой! - ведь он раздавит!

- Не-е, - стойко улыбнулись россияне, - он мимо проедет, потому что мы в это верим!

Мой дух крепчал с минуты на минуту; я чувствовал, как проникаюсь верой россиян в то, что всё пофиг, и подсознательно учился класть на всё. Танк прогремел по старой колее, а я зашёл в подъезд и наблюдал из двери, как россияне на него плюют. Тут из тьмы дома вышли ужасные юноши и девушки.

- Глядите, какой человек интересный! - шептались они. - Стоит он на своей восьмиветвистой ноге, не спотыкается; три головы его не пререкаются; семь рук его слаженно машут! Эй, человек, откуда ты? не хочешь ли курить? мы угостим!

- Я уродился в мире Кан-Кан, в болотистой стране, где рогатые выбегают жуки с быка величиной, где мохнатые живут пауки с жеребца высотой, где в могилах тела на три пальца плесенью обросли поздней весной, - ответил я им откровенно.

- Мне кажется, что он уже хорош, - заметил старший юноша, - и если дать ему ещё, то дым пойдёт из всех его ушей.

- Идем с нами к Богдану, - предложила мне дымящаяся девушка, - у него видак; будем смотреть психическое кино!

Я подумал, что это послужит креплению духа - и пошёл. Оказалось, Богдан в одиночку курил больше всех, и когда мы пришли, он ловил в книге буковки и собирал их в пузырёк. Начали мы состязаться с ним, но у меня дым уходил в спасительную грыжу, и когда все уже стали стягивать узор с обоев, я по-прежнему видел Россию в натуре, однако всё прозреть был не в силах - мне мешали стены, а девушки и юноши надёжно видели сквозь них сверхновую реальность.

- Пипл, это не обряд! - сказал я решительно. - Я через дым не достигаю дна сознания! Как, подскажите мне, проникнуть в суть России до конца?

Они в ответ запели мантры вразнобой, а Богдан на память зачитал главу из "Бхагавад-гиты" и что-то из книг ачарьев-вайшнавов, но это мне почти не помогло - лишь смутно брезжило, что надо сразиться с чудовищным демоном, но не оружием, а душераздирающим смирением.

Другой, неопытный скиталец стал бы прочёсывать весь мир в поисках подвига - а я рассудил неуклонным умом, что подвиг следует накликать на себя.

Вышел я на улицу и закричал во всю мочь:

- Я знаю, знаю - есть тут главный злыдень с шестизмеиной душой, чудовище-зверь, хозяин скотного двора, кружащийся над перевалами трёх дорог! Объявись, покажись!

Кричал я с полчаса, пока не появились хорошо знакомые мне государственные люди на машине - они выскочили, грозя оружием и восклицая:

- Кто скажет слово или звук, тот будет лысый бурундук!

И стали ко мне придираться:

- Ты зачем дискредитируешь нашего богоданного и всенародного деда? А по какому праву ты на улице стоишь? А где твой документ?

Я же вёл себя, как подобает герою, и отвечал им так:

- Ни в каком мире, ни во сне, ни наяву я вашего деда не знаю, а зову на волшебную битву духа-всегубителя, ужас этого мира, проклинаемый людьми!

- Как же ты его не знаешь, если ты его зовешь?! - возмутились они. - Ты ведь его имел в виду! другого такого здесь нет! Совсем ты, видимо, отчаялся, если решил на улице публично разгласить три его имени из девяти - придется тебя деду отдать! Эх, дерзновенная твоя душа!..

Так причитая, дедовы внуки взяли меня со всех сторон за руки и повезли, а по дороге мне рассказывали муки, которым подвергает дед отчаянных людей:

- Настал конец твоей душе. Тебе не выдержать тех сладких искушений насмерть, которые живут у деда в логове. Ты лучше не противься! ты всему поддайся! душа из тебя тотчас выпорхнет, и дед её сожрёт. Без души как легко! вот посмотри на нас!

Я глазом на затылке поглядел - и содрогнулся: внутри их тел зияла пустота! Этот дед умеет души изымать!! лишь в мире Арт-Аран властитель Инингал владел такой злодейственной методикой - так его мир во всех путеводителях был помечен чёрной краской и тремя иероглифами - "Хап", "Цап" и "Сдох".

- Духи мои, духи-хранители! - взмолился я неслышно. - Обещаю вам сытного мяса котёл, пьяной водки ведро и жертвенной крови лохань, если душа моя спасется от сожранья дедом! Я должен занести в путеводители правду об этом мире, остеречь блуждающие души!

- Ладно, как-нибудь выкрутимся, - посулил мне дух-жаба, скакавший за машиной вслед. - Попробуй одурманить деда Сычуаньской школой Лжи!

Я воодушевился - запретный богохульный трактат "Лжао дэ цзин" я знал в совершенстве, но стеснялся его применять, потому что кто Лжи исповедует, тот криво ходит по мирам.

Между тем показалась и дедова крепость, околдованная по периметру мёртвыми заклятьями; бронзовые пустотелые болваны на стенах единогласно возглашали деду славу и хвалу:

- Свят, свят, свят наш мягкий набивной дед Кукуй-Бабай, слева неживой, а справа мёртвый!

А по воздуху носились пукисы хвостатые и несли на крыльях большие мешки денег. Темна была ночь вокруг нас и полна ужасов; изнутри крепость была украшена руками, головами и ногами; по стенам золотыми буквами всюду было выложено слово ВОДКА, а кое-где водка струилась как вода из нор; из подземелий выбегали креатуры, лакали водку и закусывали друг другом; порой дорогу нам переползали существа, чей вид открыто попирал законы естества. Дед отличался тем, что он не ползал, а сидел, и из него сыпались опилки.

Я, следуя "Лжао дэ цзин", сразу же стал его безудержно хвалить:

- Низко кланяюсь трем твоим черным теням, Кукуй-Бабай! Слух о тебе прошел по всем мирам, и я решил принять твою науку. Преподай мне её! Из всех дедов ты самый добрый дед, ты самый мудрый дед, ты самый сексуальный дед, ты язва с ровными краями!

От похвалы дед одурел хуже, чем был. Мы семикратно облобызали друг у друга верхнюю губу, троекратно обнюхали нижнюю губу, после чего он закричал:"Внесите водку!" - и всем налили по ведру. Вот где понадобилась мне умноженная печень! один за другим умирали от опоя храбрые государственные люди, а мы с Кукуй-Бабаем только подливали. Дошло до крайности - пришел хранитель дедовых резервуаров и отрапортовал, что ёмкости иссякли, но есть ещё ракетное горючее.

- Ты кто - мужик или не мужик? - спросил серьёзно дед.

Горючее щипалось в животе и отрыгивалось огнем, но понемногу я привык и даже охмелел.

- Ты крепок, - убедился дед, - но не вполне! Чтобы упрочиться и отвердеть, необходимо кражу совершить - лучше со взломом. Ну-ка, попробуй!

- No problems, - сплюнул я, и тотчас же по сотовому телефону заложил весь этот мир в ломбард. Мы не успели обмыть сделку и поделить выручку, как появились оценщики с этикетными пистолетами и принялись клеймить всю живность и недвижимость наклейками "ПРОДАНО". Но недолго ликовал ломбард! разверзся пол, и из пролома вышла саранча на землю, вся в броне, крича:"Объект не подлежит перепродаже!".

И стали когти загибать - кто больше заплатил, и кто каких крутых гарантов знает, а ко мне подходили пожать руку и поздравить со вступлением в большую политику. Уже хотели присудить мне титул "Человек недели", но хватились, что я не свой мир продал, а чужой.

- Он ещё маленький, и в нём душа жива! - объяснил мою оплошность дед. - Искусим его ещё раз!..

Из тёмного тоннеля рёв раздался - я подумал, там кого-то черти давят, но оказалось - это лягушечка орёт. Начала лягушечка с хита "Жил-был один козлёнок, а рядом поросёнок"; ей аплодировали и швыряли куски мяса. Затем пошло по нарастающей, и всё песни протеста - сначала "Я тебя хочу, я тебя мочу", потом "А у Бабая морда синяя", и под конец коронное "Ах, мама-мама-мама-мафия - какая дружная семья!" - это пел уже весь зал, стоя, взявшись за руки и исполнившись гнилого ликования. Душа моя тревожно копошилась и скулила в тесном теле.

- Уйду я от тебя, уйду, - она стонала. - А то, может, вместе уйдём? или хоть уши заткни!..

- Что, воротит с души? - шептал на ухо дед. - А ты сплюнь душу, сплюнь! Она бяка!

Но я терпел. Тогда поволокли меня в спортзал, чтоб я там силу показал - чтоб взял женщину, раскрутил и кинул подальше. Спортивные снаряды в зале были как на подбор, иные сами в руки прыгали - но я лёгких побед не искал! нашел такую, за которую никто не брался, а она мне и говорит:

- Зашвырни меня отсюда, не хочу я быть снарядом! Я тут по ошибке родилась, мне в другой мир надо.

- Ладно, - сказал я, сорвав с неё ценник и взяв её за ноги, - встречаемся через шесть перерождений в Дзяне, у пяти углов; я буду босиком, а ты с газетой.

Женщина свистнула и улетела в бурное облачное небо.

- Бросок не засчитан! разве их так бросают?! их надо в грязь бросать! - возмутилось жюри. - Мы должны видеть её падение!

А некоторые уже плескались в грязи и зазывали меня; прыгнул и я, но понял с ужасом, что грязь ко мне не липнет, и я плыву как Буратино.

- Он чистеньким быть хочет! - ужаснулся истэблишмент. - Чтоб потом разговориться! А судьи где?!

- На этот счет у нас строжайшая свобода, - промолвил дед, багром достав меня из высших кругов. - Кто не с нами - тот козёл; суд пусть пишет приговор - выбить дух из тебя вон!

Я же и глазом не моргнул, словно и не обо мне речь шла.

- Ну, теперь ты доволен? - спросил дух-жаба, сидя на чьей-то лысине, как на кочке. - Душа-то у тебя как окрепла!.. Ладно, до встречи у покойницкого моря!

Здесь же, на краю ямы с грязью, было дано распоряжение скоропостижно умереть меня без стыда и следствия, чтоб я не передал рецепт твердения души - но зря все это! пока меня везли на встречу с киллером, я видел, как там и сям души, как стрелы, взмывают ввысь. Это те, кто умел путешествовать, отправлялись в далекий круиз. Я ещё встречусь с ними! вместе мы впишем в путеводитель большую главу о России, и Россия станет популярным туристическим объектом; целыми стаями будут слетаться сюда странствующие души, и дед Кукуй-Бабай в конце концов запутается - кто его подданный, а кто приблуда со стороны; а мы оснуём тут свой бизнес и будем показывать деда за деньги, и это будет стабильный доход, потому что дед слева неживой, а справа мёртвый, и износу ему нет.

Пока я так размышлял, киллер уже вышел на позицию и нацелил убойное орудие.

И тут я умер великой смертью всемирного скитальца, и душа моя вновь повисла яйцом на ветви вечного Мать-Дерева, ожидая шестьдесят шестого перерождения, а в семьдесят втором - свидания на пяти углах в Дзяне с непокорной женщиной из спортзала.