От редакции. Нижеприведенная статья была написана для опубликования в одном из официальных изданий правительства. Поэтому авторы были вынуждены максимально обходить “острые углы” и применять “нейтральные” термины. В каком-то смысле статью можно считать написанной с точки зрения “легального марксизма”. Несмотря на все это, редакция посчитала возможным опубликовать эту работу в нашем издании по двум причинам. Во-первых, статья содержит много интересного фактического материала, во-вторых, она так и не была помещена в приведенном виде в том издании, для которого предназначалась.

В нашу задачу не входит всесторонность анализа экономических связей России и Запада. Мы выделяем здесь лишь один аспект рассмотрения – отношения России и МВФ. Сразу отметим: аналитическому подходу чужды эмоции, он предполагает трезвый, хладнокровный учет реальной обстановки, объективной расстановки сил и интересов, наличия ограничений и преимуществ и т.д. Предпочтительнее, на наш взгляд, структурировать анализ так, чтобы сделать в итоге один из возможных выводов:

- интересы России и интересы МВФ совпадают;

- интересы России и интересы МВФ не совпадают, но имеют общие точки соприкосновения и потому существует область, в какой мыслим компромисс;

- интересы России и интересы МВФ не совпадают, притом настолько, что общего их знаменателя нет и быть не может.

Мир иной, с иными полюсами, с иным делением и разделением. Не такой, каким его воображали “реформаторы”. С 80-х гг. способ разделения мира изменился и теперь процесс идет иначе, чем принято считать. Окончательно раздел по-новому еще не завершен. Тем не менее уже сейчас мировое хозяйство делится на две больших полярных зоны: одну образует блок глобального монетарного империализма, тогда как другую – страны глобального неоколониализма. Одни державы, а именно развитые, составляют планетарную метрополию. Все остальные, за редким исключением, предназначены служить ей в виде интернациональной колонии, где полно дешевой рабочей силы, природного сырья, энергоресурсов.

Прежнее представление о разрозненных имперских странах устарело и уже некорректно. Отныне ни одна страна мира, даже самая могущественная, не в состоянии быть моноимперией. Только блок имперских государств позволяет держать в повиновении все множество современных неоколоний. Другое дело, что во главе блока глобального монетарного империализма может стоять, и действительно стоит, вполне определенная страна – сейчас это США.

Таким образом, новейший империализм приобрел глобальный характер и сорганизовался в виде централизованного блока. Наличие геополитического имперского блока образует первую существенную доминанту современного международного порядка. Вторая же связана с тем, что новейший империализм стал монетарным, сделав основным орудием подчинения и зависимости “мировые” деньги.

Само собой разумеется, имперская политика и в новых условиях не перестала быть политикой межгосударственного насилия и “наказания” силой. Напротив, военная сила остается важнейшим фактором давления, принуждения и угнетения, а роль насилия в современных международных отношениях возросла даже в большей степени, чем накануне второй мировой войны. Однако на первом месте ныне – сила монетаризма. Или конкретнее – всевластие доллара и долларового капитала. Именно “мировой” капитал прокладывает путь военщине и создает предлог для ее вступления в действие.

Если при традиционной форме колонизации капитал направлялся в колонии за спиной военных, то в условиях глобального монетарного империализма вектор изменился: теперь военщина пропускает вперед капитал, который и захватывает определенную страну в тиски экономической, а значит и политической зависимости.

Не претендуя на создание строгого понятия, выделим некоторые характерные признаки глобального монетарного империализма. В их числе:

1. Наличие мирового эмиссионного центра, присвоившего себе право печатать “мировую” валюту, а значит контролировать финансовые потоки и финансовую инфраструктуру всего мира, диктовать свои правила биржевой, банковской, бюджетной, кредитной и инвестиционной деятельности в каждой точке земного шара;

2. Самоидентификация центра “мировой” эмиссии с ролью “мирового” правительства, обладающего мировой армией, функции которой все явственнее возлагаются на НАТО; мировой правоохранительной системой, координируемой Интерполом; всемирной разведывательной системой, интегрируемой ЦРУ; мировой инфраструктурой финансовых потоков; мировой монетарной политикой, мировой сетью средств массовой информации и т.д.;

3. Конвертация “мировой” валюты в сырьевые ресурсы других стран (а не в золото страны – эмитента);

4. Устройство отношений развитых стран с сырьевыми по схеме: экспорт сырьевых ресурсов – импорт инфляции (вместо ввоза технологий);

5. Воспроизводство долговой зависимости сырьевых стран;

6. Отделение в слаборазвитых странах сырьевых ресурсов от технологий (деиндустриализация), что равносильно неспособности сырьевых стран самостоятельно превращать ресурсы в готовые продукты конечного потребления; как часть не в состоянии превосходить целого, так стоимость ресурсов не может быть выше стоимости продукции индустриальной технологической переработки – отсюда стойкая технологическая и долговая зависимость сырьевых стран;

7. Признание слаборазвитыми странами МВФ как верховного законодателя в области их макроэкономической политики;

8. Блокирование развитыми странами вертикальной интеграции в слаборазвитых, прежде всего путем расчленения собственности, приватизации, либерализации, антимонопольных законов и прочих действий из стандартного набора МВФ;

9. Регулирование курса национальной валюты по отношению к “мировой” по правилам и указаниям МВФ;

10. Власть доллара и долларового капитала в зависимых странах;

11. Опора в зависимых странах на компрадорский режим как прямого или скрытого ставленника “мирового” правительства (во избежание недоразумения заметим: для нас термин “компрадорский” не ругательный, а строго научный, поскольку адекватно выражает объективную реальность со всей совокупностью ее особенностей – компрадорский слой есть представитель мирового капитала, эксплуатирующего страну);

12. Искусственное ограничение технологического развития целых стран и континентов: с одной стороны, путем наложения запрета на вывоз высоких технологий из имперского блока, а с другой – посредством селективного импорта интеллектуальных ресурсов из неоколоний;

13. Подчинение в зависимых странах промышленного сектора спекулятивному, то есть поддержание господства биржевого капитализма над индустриальным.

Стадиальная неоднородность современного мира. Новейшая форма империализма проявляется не только в его глобализации и блоковой структуре, не только в поддержании реального вассалитета при формальном суверенитете (военная агрессия НАТО вначале против Ирака, а затем – против Югославии наглядно показала, как считается с суверенитетом неоколоний блок глобального империализма), не только в монетарной зависимости. Новым стал сам базис современного империализма, который целенаправленно использует противоположность стадиального развития стран и даже целых континентов. Если при прежней форме империализма колонизировались в основном страны феодальные, еще не тронутые развитием капитализма, то в современную эпоху объектом колонизации становятся страны, находящиеся на низших ступенях развития капитализма.

Прежде метрополия была капиталистической, а колония – докапиталистической. Теперь метрополия – это высший, вертикально-интегрированный капитализм, тогда как колония – низший, бескорпоративный. Высшие колонизируют низших. Корпоративный капитализм владычествует над докорпоративным.

Отставание по стадии развития моментально отбрасывает ту или иную страну в разряд колониально зависимых стран. Напротив, если бы все страны мира стояли на высших ступенях развития (корпоративной и государственно-корпоративной), или иначе – если бы на планете вообще было покончено с низшим капитализмом, тогда раскол мира на два полюса – глобального монетарного империализма и глобального неоколониализма – был бы исключен объективно, равенством стадиального прогресса. Именно глубокое расхождение стран по стадиям социально-экономического развития служит способом поддержки и воспроизводства новейшего империализма, причем последний более всего заинтересован в сохранении неравномерности стадиального развития различных частей планеты.

Здесь мы затрагиваем более общие, принципиальные вопросы нынешней стадии развития капитализма. В сущности они немногим изменились по сравнению с началом ХХ века, когда основательному рассмотрению их подвергнул В. И. Ленин – в ныне мало цитируемой, но от этого не ставшей менее актуальной работе “Империализм, как высшая стадия капитализма”.

В данной работе он подчеркивал, что капитализм развивается к такому состоянию, когда “финансовый капитал, концентрированный в немногих руках и пользующийся фактически монополией, берет громадную и все возрастающую прибыль от учредительства, от выпуска фондовых бумаг, от государственных займов и т.п., закрепляя господство финансовой олигархии, облагая все общество данью монополистам”.

Наряду с тем он также отмечал: “Капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству, отделение денежного капитала от промышленного, или производительного, отделение рантье, живущего только доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в распоряжении капиталом лиц. Империализм или господство финансового капитала есть та высшая ступень капитализма, когда это отделение достигает громадных размеров. Преобладание финансового капитала над всеми остальными формами капитала означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии, означает выделение немногих государств, обладающих финансовой “мощью”, из всех остальных”.

Любому объективному исследователю современного общества ясно, что тенденции развития капитализма, отмеченные В. И. Лениным в начале ХХ века, приобрели почти завершенные, четкие очертания: есть и “немногие руки”, в которых сосредоточена подавляющая часть финансового капитала, господствующего над всем миром, есть и группа государств с финансовой “мощью”, господствующая над остальными.

В связи с глобализацией и блоковой структурой современного империализма отметим еще один момент, который нередко упускают из вида. В период системной конфронтации СССР противостоял не одним только США. Вовсе не в одиночку США вели “холодную войну”. Советскому Союзу противостоял весь империалистический блок планеты. И свалился СССР лишь после того, как в страну Советов сумели протолкнуть троянского коня, сотканного из долларового материала, и Западу удалось заполучить в союзники внутренний компрадорский слой, который при обильной долларовой смазке растекся по всем ключевым узлам экономического и государственного устройства, совершенно парализовав их изнутри.

За годы Советской власти страна не знала, что такое компрадорская опасность, а потому не обладала надежным иммунитетом против нее. Опираясь на компрадорский режим, Запад обрел всевластие кредитора и получил возможность делать с СССР все, что угодно. В угоду Западу “компрадорская демократия” за несколько лет столкнула СССР в трясину монетарной зависимости, набрав уйму внешних кредитов. Курс компрадоров на уничтожение государственно-капиталистической (“советской”) модели экономики, – именуемый ими то “перестройкой”, то “либеральными реформами”, – объективно вел к предопределенному концу. Конечно, без США не обошлось, отрицать весомость их участия невозможно. И все же дело сделал весь блок глобального монетарного империализма.

Быть может, мы зря сгущаем краски и глобальный монетарный империализм – это нечто кажущееся, а не сущее? Прежде чем осмысливать явление, нужно убедиться в самом факте его существования. Так и поступим.

Даровой экспорт. Колониализм означает, в конечном счете, безвозмездное присвоение ресурсов и богатств зависимой страны. Иными словами, он отличается наличием своего рода колониальной дани. Поэтому рассмотрим, имеет ли место даровой вывоз из России. Для иллюстрации нам понадобятся платежные балансы, биржевые сводки и прочая информация, скучнейшая для обывателя, но захватывающая для человека вдумчивого.

Внимательный анализ платежных балансов открывает много занятного, но нас более всего интересует факт безвозмездной перекачки ресурсов из России: есть такой факт или нет? Как показывает анализ, его существование неоспоримо. (К безвозмездному относится экспорт, формально хотя и оплаченный, но реально идущий на покрытие внешних долгов или вывоза капитала). Причем безвозмездный вывоз товаров из России стремительно нарастает, из-за чего его удельный вес достиг в 1998 г. уже 41% суммарной величины экспорта (табл. 1).

Таблица 1

Рассчитано по данным платежного баланса России за 1994-1999 гг.

Примечание: чистый отток ресурсов определяется как сумма дебетовых сальдовых позиций – “доходы от инвестиций”; “чистые ошибки и пропуски”; “непоступление экспортной выручки”; “непоступление товаров и услуг в счет погашения импортных авансов”.

Доля дарового экспорта возросла с 8% общего его объема в 1994 г. до 37 % – в 1998 г. Поскольку нынешний российский экспорт стойко отличается сырьевым характером, получается, что почти половину сырья Запад берет у России безвозмездно. Почему так выходит? Считаем. Экспортной выручки за девять месяцев 1998 г. причиталось 54,5 млрд. долл. В то же время на выплату процентов пошли 8,4 млрд. долл., нерегистрируемый (бесконтрольный) отток валюты за рубеж составил 5,3 млрд. долл., перевод валюты на зарубежные счета под предлогом закупки товаров или в форме хранения за рубежом превысил 8,6 млрд. долл., всего – 22,3 млрд. долл. Формально Россия сполна получила за экспорт сырья, а реально выручка составила менее 60%.

Суммируя величины по позиции чистого оттока ресурсов, получаем следующий итог: всего за период с 1994 г. по 1 кв. 1999 г. объем дарового экспорта товарных ресурсов из России составил 88,96 млрд. долл. Это статистически установленный факт.

Платежный баланс неоколониального типа. Безвозмездная перекачка природных и материальных ресурсов за рубеж, или иначе – безвозмездное обогащение Запада, вполне улавливается и по типу внешнеэкономического баланса России.

В принципе значение имеют три типа баланса. Для первого характерно отрицательное сальдо торгового счета (ввоз товаров больше, чем вывоз) при положительном сальдо платежного баланса (валютные требования больше, чем обязательства). Такой тип отмечается у развитых стран, исключение составляют США, но оно касается лишь платежной части и совершенно безопасно для США, поскольку валюта их обязательств совпадает с их собственной валютой, долларом: достаточно включить печатный станок, и обязательства США будут погашены инфляцией.

При втором наблюдается положительное сальдо как торгового, так и платежного баланса. Однако нужно различать величины сальдо по обеим частям: если сальдо по платежам существенно ниже, значит выручка меньше стоимости вывезенных товаров, а потому баланс с большой долей вероятности указывает на зависимость страны.

Наконец, для третьего типа характерно положительное сальдо торгового баланса и отрицательное сальдо платежного. Баланс с таким диспаритетом товарных и денежных потоков может быть только у страны, попавшей в настолько сильную внешнюю зависимость, что для уплаты по долгам ей не хватает выручки за экспорт товаров и сырьевых ресурсов.

Если воспользоваться приведенной классификацией внешнеэкономических балансов и посмотреть реальные квартальные данные, то увидим, что в начале 1999 г. среди стран, затронутых годом ранее валютными потрясениями, в наиболее сильной колониальной зависимости остается лишь Россия (табл. 2.).

Таблица 2

Страна	Торговый баланс	Платежный баланс	Тип
Китай	40,0	31,1	II
Индонезия	21,2	3	II
Малайзия	17,0	9,2	II
Южная Корея	33,9	36,1	II
Россия	17,8	- 5,4	III

Источник: The Economist. May 8^th 1999. P. 126.

Примечание: баланс отражает текущие изменения активов и пассивов, оставляя в стороне урегулированные и реструктурированные обязательства (например, по внешнему долгу).

Только у России продолжает оставаться внешнеэкономический баланс III-го, сугубо неоколониального типа. Он отражает факт безвозмездного вывоза ресурсов, безвозмездного потому, что величина текущей задолженности больше, чем текущая выручка, вследствие чего необходимо обращаться за новыми займами, чтобы обслуживать старые.

В связи с этим весьма информативным представляется официальный график погашения и обслуживания внешнего долга России в 1999-2005 гг. (табл. 2.1.).

Таблица 2.1.

(млрд. долл.)

Источник: “Финансовые известия”. 1999. № 50. С. 2.

Те же самые данные, только просуммированные, сведены в табл. 2.2.

Таблица 2.2.

Сумма обслуживания внешнего долга, если ее привести, например, к нефтяному эквиваленту, означает, что Россия должна в ближайшие 6 лет безвозмездно, в счет погашения своей задолженности, отдать Западу 1 млрд. т сырой нефти (в ценах на начало 1999 г.). И то отнюдь не последние, то всего лишь текущие платежи, которые далеко еще не освобождают Россию от внешнего долга. В последующие 6 лет надлежит производить следующие платежи, затем еще и еще. На годы вперед расписана долговая кабала для России, на годы вперед Запад обеспечен даровыми поставками сырья и ресурсов из нашей страны.

Кстати, не может не впечатлять жестко заданная цифровая последовательность платежей, определенная с точностью до второго знака после запятой. Такой директивности не было даже в плановых заданиях первых пятилеток. Западные кредиторы диктуют и командуют сильнее, чем Госплан. Отличие лишь в том, что Госплан диктовал в интересах страны, тогда как западные кредиторы – в ущерб ее интересам. На стороне западных кредиторов репрессивный аппарат ныне посильнее, чем НКВД сталинской поры, – весь блок НАТО, готовый ринуться по первому приказу туда, куда укажет глобальный монетарный империализм.

Итак, факт дарового экспорта, или колониальной дани, уплачиваемой Россией, доказан твердо. Россия действительно попала в колониальную кабалу и отдает ресурсы за долги, да еще так, что бремя внешней задолженности разбухает все больше и больше.

На первый взгляд, все дело в долговой зависимости. Но это не вся правда. Важно также другое: откуда безразмерное, ничем не ограниченное заимствование? И на что израсходованы занятые средства?

Неэкономический характер внешнего заимствования. Совершенно очевидно, что займы принимались не из потребностей сведения платежного баланса. Они не приводили к расширению товарного импорта, а значит не обеспечивали притока в страну прогрессивных технологий и наукоемкого оборудования. Если бы такой приток действительно происходил, сумма займов увеличивала бы объем импорта и сальдо по товарной позиции было бы отрицательным. Но ни за один год “реформ” страна не ввезла товаров больше, чем вывезла. Значит, взятые займы и кредиты ни разу не расходовались на промышленно-инвестиционные цели. Всякий раз заемные средства направлялись в монетарную систему, инициировали рублевую эмиссию, дальше дополнительная рублевая масса концентрировалась в подконтрольных компрадорскому клану банках, тратилась на скупку сырьевых ресурсов, собственности, а после выплескивалась на валютную биржу, взламывая валютный курс подобно тому как ледокол таранит ледовое поле.

Итог такой операции понятен. На России остается увеличенный груз внешней задолженности. У кредиторов – сырьевые ресурсы, собственность и права требования к России. У компрадоров – валютный капитал, хранимый на зарубежных счетах. Заграница кредитует не Россию, а вывоз из России всего, что только можно, всех каких только можно богатств: сырья, собственности, капитала, квалифицированных специалистов, драгоценных камней и металлов, научных, военных и технологических секретов и т.д.

Сопоставим сумму привлеченных кредитов с оттоком ресурсов (табл. 3).

Таблица 3

Устанавливаем еще факт: безвозмездный отток устойчиво превосходил заемный приток в форме предоставляемых России кредитов. Функция кредитов сводилась лишь к увеличению внешнего долга страны, между тем как реальные товарные ресурсы вновь оказывались на Западе.

Асимметричное присвоение: валютная выручка – компрадорам, валютные долги – государству. На наш взгляд, суммарный вывезенный капитал и есть доля компрадоров (и их хозяев на Западе), т.е. итог компрадорского обогащения узкого слоя “пользователей реформ”. За пятилетку 1994-1998 гг. это не менее 80 млрд. долл.: неплохое компрадорское накопление. Если учесть, что переправленный за рубеж капитал первоначально должен был находиться в форме чистых сбережений, а кроме них есть еще валовый доход, то – при норме сбережений, оцениваемой на уровне 10% – по самым грубым прикидкам получается, что компрадорский слой вкупе с “богатым Западом” присвоил в течение последних пяти лет 800 млрд. долл. из 2300-2400 млрд. совокупного российского ВВП, что составляет в годовом исчислении более 60% товарной части ВВП. Фактически вся Россия работает на обогащение компрадоров и держав империалистического блока, а те хищнически эксплуатируют природные богатства, индустриальный и научный потенциал и рабочую силу, ничуть не заботясь о воспроизводстве ресурсов, технологий, живого труда, природы и среды обитания.

Такова модель, в которой Россия вертится ныне словно белка в колесе. Страна замкнута в компрадорской западне. У неоколониализма, навязанного России, есть четкое макроэкономическое, военно-стратегическое и геополитическое измерение. В макроэкономическом плане – утрата статуса технологической державы и низведение до уровня сырьевой полуколонии; в военно-стратегическом – противостояние в одиночку против всего блока НАТО; в геополитическом – распад на национально-территориальные образования с последующим их поглощением странами, уже теперь разделившими Россию на сферы своего влияния.

Некоторые экономические проявления монетарного колониализма. Из-за достаточно длительного уже движения по компрадорскому пути развития (принимая за начальную точку отсчета 1987 г., год окончательного отхода от советской экономической модели и принципа примата макроэкономических интересов над частнохозяйственными), текущее социально-экономическое положение России характеризуется следующими особенностями:

- бюджетно-финансовую и денежно-кредитную ситуацию в стране в значительной мере определяет иностранный капитал, притом спекулятивный (фиктивный, бестоварный);

- институционально конституирован механизм монетарного импортирования инфляции (т.е. внутреннюю инфляцию генерируют – опосредовано – в основном внешние источники, связанные с открытостью российской экономики);

- системой монетаризма западные страны пользуются к своей выгоде лучше, чем Россия (свидетельством тому – диспропорция портфельных инвестиций “наших у них” и “их у нас”);

- цикл денежного обращения замкнут в обход центрального звена – собственно материального производства, из-за чего в хроническую проблему превратился отрыв денежной массы от товарной;

- монетарное регулирование, изолированное от макроэкономического, воспроизводственного, препятствует достижению позитивных целей, т.е. целей созидания.

Известно, сколько усилий приложили наши “реформаторы”, чтобы представить 1997 г. как наиболее благополучный с точки зрения финансовой стабилизации. Тем интереснее по макрохозяйственным данным именно за 1997 г. проследить основные проявления неоколониальной зависимости России.

Первое проявление: дополнительно эмитируемые рубли обращаются практически вне сферы материального производства. Так, в 1997 г. при едва заметном в январе-октябре приросте ВВП (0,2%), похожем скорее на статистически допустимую погрешность, денежная масса (агрегат М2) возросла более чем на четверть (27,4%). Ни в одной другой индустриальной стране мира макроэкономические индикаторы не отмечают столь глубокого отрыва денежной массы от товарной: в нашей стране он оказался в 15 раз выше, чем в затронутой банковско-фондовым кризисом Японии, и почти в 100 раз больше, чем в США (табл. 4). По сути, он характеризует степень рассогласования макроэкономической политики: монетарная явно не связана с промышленной (инвестиционно-структурной), трудовой, ценовой, внешнеэкономической.

Таблица 4

Источник: The Economist. November 1 ^st-7^th. 1997. P. 122-123.

Второе: эмиссия служит сокращению покупательной способности рубля, т.е. приращению инфляции. Специалистам известен метод довольно точного количественного исчисления инфляционного потенциала, обусловленного выпуском в обращение денег без должного их товарного покрытия. Не вдаваясь в математическую сторону дела, представим таблицу с итоговыми показателями расчетов – она построена по данным за 1997 г. (табл. 5). Максимальный прирост ВВП в январе-октябре 1997 г. не превысил 4,5 млрд. руб. (деноминированных), с учетом тенденции сокращения скорости оборота денег для его обслуживания достаточно было увеличить денежную массу (агрегат М2) на 1,6 млрд. руб. Тогда суммарный объем денежного предложения не должен был превысить 296,8 млрд. руб. Только при таких пропорциях эмиссия дала бы нулевую инфляцию, т.е. осталась бы в рамках, дозволенных по критерию оптимальности.

На практике же она оказалась вне всякой оптимальности, ее объем превысил оптимальный на 79,4 млрд. руб. “Излишек” не имел адекватного товарного покрытия и целиком пополнил инфляционный потенциал, доля которого в совокупной денежной массе достигла 21,3%. Иными словами, за десять месяцев 1997 г., оцененных кстати ЦБ как довольно “стабильные”, денежная масса в обращении, представленная агрегатом М2, утратила 21,3% покупательной способности. Как видно из табл. 5, в 1997 г. на 1% прироста денежной массы в обращении приходилось 0,78% роста потребительских цен (в 1996 г. – 0,7%). Вопреки бодрым заявлениям, в действительности совместить увеличение денежной базы с понижением инфляции не удалось.

Третье: внутренняя эмиссия вызывалась преимущественно внешними факторами, притом монетарными. Формально эмиссия мотивируется приростом валютных резервов. Однако такое представление неверно, поскольку отражает только начало монетарного цикла и оставляет без внимания промежуточные его ступени и конечную фазу. Между тем конечная фаза завершается оттоком валюты за рубеж, причем безвозмездным.

Таблица 5

По данным платежного баланса, за первые три квартала 1997 г. из России вывезено (без учета процентов по ГКО–ОФЗ, начисленных нерезидентам в размере 2,5 млрд. долл.) не менее 13,75 млрд. долл., или 82,5 млрд. руб. (деноминированных). Примерно на такую же сумму (81 млрд. руб.) состоялась рублевая эмиссия. Получается, что не приток, а именно отток валютных средств обслужила добавочно эмитированная денежная масса.

Посмотрим теперь, по каким именно каналам прокрутилась привлеченная в Россию валюта. В первую очередь данные платежного баланса позволяют сделать вполне определенный вывод: привлеченные валютные ресурсы поработали в качестве не столько способа увеличения, сколько уменьшения капитальных вложений, т.е. послужили средством ослабления индустриальной мощи страны. В их структуре доля инвестиций, фигурирующих как “прямые”, ограничивалась 13,4% (табл. 6). Хотя такие инвестиции ЦБ отнес к наиболее эффективным “с точки зрения стимулирования экономического роста”, в действительности они отнюдь не были прямыми производственными. В их сумму вошли, например, 1,1 млрд. долл. от продажи пакета акций “Связьинвест”, потраченные затем на финансирование бюджета и бюджетных расходов; в той же сумме находились средства, привлеченные на рынок фондовых бумаг, причем нерезиденты отдавали предпочтение вложениям в финансовый сектор, предприятия ТЭК, торговлю.

По реальному функциональному значению инвестиции, проведенные в платежном балансе по статье “прямых”, ничем не отличались от портфельных, поскольку в массе своей служили раздуванию курсовой стоимости котирующихся на бирже акций предприятий (индекс РТС вырос к октябрю 1997 г. в 2, >4 раза). Надо иметь в виду еще один нюанс: значительные портфельные инвестиции отражаются в балансе как ссуды и займы, так как коммерческим банкам разрешен выход на рынок еврооблигаций через зарубежную аффилированную компанию – она от своего имени выпускает ценные бумаги, а полученные средства предоставляет головной структуре по кредитным соглашениям. Всего, таким образом, банковский сектор привлек свыше 1 млрд. долл.

Таблица 6

Рассчитано по данным платежного баланса РФ: Финансовые известия. 1998. № 12. С. 3-4.

Из суммы займов банковского сектора около 4 млрд. долл. (свыше 65%) направлены на скупку долговых обязательств (векселей) отечественных предприятий. Прирост долгосрочных коммерческих ссуд, выданных банками нефинансовому сектору, несоразмерно мал по сравнению с вложениями в долговые бумаги – 3 млрд. против 23 млрд. руб. (деноминированных), что подтверждает факт неэффективности производственных инвестиций.

В целом в составе 36,9 млрд. привлеченных валютных средств менее 0,5 млрд. долл. использовано на производственные инвестиции. Вся остальная масса истрачена на финансирование государственного бюджета, скупку акций и векселей, кредитование экспортно-импортных операций. Она обращалась вне производства, и единственная ее функция в отношении отраслей и комплексов народного хозяйства сводилась к передаче определенной части производственного и товарного капитала в иностранную собственность; иными словами – к уменьшению индустриального потенциала России вместо его увеличения.

Отсюда сам собой следует вывод: иностранный капитал обслуживает деиндустриализацию и развал российской экономики, а значит МВФ, стоящий на страже его глобальных интересов, готов оплачивать исключительно лишь разрушение нашей экономической мощи, но никак не сохранение и увеличение ее.

И действительно, повсюду, где установлен или принят патронаж МВФ, экономическая политика диктует разорение, а не созидание. Во всем мире нет ни единого примера, когда бы следование программам МВФ сопровождалось крупномасштабной технологической модернизацией и устойчивым, неинфляционным экономическим ростом. Зато полным-полно примеров фундаментального > крушения экономик тех стран, с которыми “сотрудничает” Фонд. Теперь Россия, из чьей экономики с кровью вырван комплекс производства высоких технологий, на себе испытала, к чему ведет “помощь” МВФ.

Четвертое: с 1997 г. российский государственный бюджет стал критически неустойчивым. Его устойчивость находится отныне в зависимости от иностранных инвесторов. Причем издержки, связанные с поддержанием бюджетной стабильности, беспрецедентны и намного больше 20% годовых в расчете на каждую единицу иностранной валюты.

Пятое: доля портфельных инвестиций в иностранных активах российских инвесторов составила лишь 0,2 млрд. против не менее 24,8 млрд. долл. зарубежных портфельных инвестиций в России. За такой диспропорцией суровая реальность: российские инвесторы не в состоянии извлекать доходы за счет спекулятивных операций на внешнем фондовом рынке, тогда как зарубежные инвесторы являются хозяевами российского рынка государственных и корпоративных ценных бумаг. Фактически установилась практика неэквивалентного, разорительного для страны обмена “инвестиционными доходами”: они уходят из России по каналу с односторонним движением.

Шестое: привлекаемые внешние кредиты связаны, как правило, различными неинвестиционными условиями, предоставляются для любых целей, кроме производственного инвестирования. В перечне целей чаще всего фигурируют “системная трансформация”, “стабилизация рубля”, “доходы бюджета”, “техническая и гуманитарная помощь” и т.п. Связанные такими целями средства невозможно использовать на закупку высоких технологий, наукоемких машин и оборудования, автоматизированных комплексов и рабочих мест, способных кардинально улучшить структуру отечественного производства и конкурентоспособность нашей промышленной продукции. Подобные кредиты в конечном счете проедаются и служат не столько расширению, сколько дальнейшему сужению воспроизводства. Не сопровождаемые ввозом высоких технологий, они означают импорт инфляции вместо импорта производственных товаров инвестиционного назначения. На то указывают также конкретные позиции товарного импорта страны – доля продукции высоких технологий по ним фактически не просматривается.

Импортируемая инфляция. Представленный анализ кругооборота валютных ресурсов, начиная с фазы их притока и завершая фазой их оттока, открывает особое явление, известное в теории как импортируемая инфляция.

Действительно, сугубо монетарными условиями, никак не связанными с реальными долей и эффективностью производственного накопления, провоцируется приток инвестиций, на 98,7% спекулятивных (портфельных и “прямых”). Поступающая валюта депонируется в ЦБ, а взамен на эквивалентную сумму эмитируется рублевая масса. Реакцией становится рост внутренних цен, в кредитную систему вливается поток инфляционных доходов, конвертируемых далее в валютные. Последние вывозятся за рубеж, чем и замыкается весь круг: внутри страны остается инфляция, а у иностранных инвесторов – чистая прибыль.

Реально действующая схема импорта инфляции такова: приток спекулятивного внешнего капитала – рост денежной массы и инфляции – отток капитала в ресурсной и валютной форме.

Самое худшее проявление монетарного колониализма – импортируемая инфляция. Внутри страны такой импорт дает прирост инфляции, за рубежом – прирост богатства: капитального (в виде собственности на производственные объекты и недвижимость), ресурсного, товарного, валютного. Механизм импортируемой инфляции стал ныне институциональным, он формально конституирован условиями доступа иностранных портфельных инвесторов на российский рынок и является постоянно действующим фактором дестабилизации бюджетной и денежно-кредитной системы.

Явление импортируемой инфляции не представляет собой чего-то нового. Оно давно известно, хорошо изучено и по своей сути, и по движущим силам, и по характеру последствий. Но для нашей страны, не знавшей его в период плановой экономики, оно оказалось сродни неведомому. Между тем, импортируемая инфляция всегда сопровождается глубоким расстройством расширенного воспроизводства и особенно процесса производственного накопления, деиндустриализацией, сокращением реальных доходов трудящихся, сжатием не только конечного, но и промежуточного спроса: на производственно-техническую продукцию. В нынешних условиях к отмеченным последствиям надо добавить еще критическую неустойчивость государственного бюджета. Фактически он работает на выплату внешнего и внутреннего долга.

Что же касается последствий монетарного колониализма, то самые пагубные из них – это деиндустриализация и отсутствие вертикальной интеграции, без которой нет и быть не может конкурентоспособного сектора крупных корпораций. Отсюда, в свою очередь, распыление на атомарные части и уничтожение машиностроительного комплекса, неспособность промышленности превращать сырье, предметы труда и полуфабрикаты в современные конкурентоспособные товары конечного потребления, инвестиционного и экспортного спроса, утрата ценовой конкурентоспособности. Об уровне последней можно судить по соотношениям биржевых цен относительно цены нефти на мировых рынках и внутри России (табл. 7).

Таблица 7

	1995 г.		1996 г.		1997 г.
	Внутренний рынок	Мировые рынки	Внутренний рынок	Мировые рынки	Внутренний рынок	Мировые рынки
Нефть, т Уголь энергетический, т Уголь для коксования, т Газ природный, тыс. м 3 Бензин автомобильный, Топливо дизельное (газойль), т Мазут топочный, т Сталь сортовая, т Алюминий, т	1,00 0,30 0,87 0,72 4,12 3,01 1,02 5,66 27,72	1,00 0,30 0,40 0,67 1,46 1,13 0,66 2,84 15,34	1,00 0,39 0,69 0,69 3,60 2,83 1,05 8,57 20,97	1,00 0,30 0,40 0,66 1,42 1,15 0,59 2,41 12,22	1,00 0,46 0,75 0,66 4,09 3,42 1,25 5,79 22,88	1,00 0,29 0,40 0,53 1,40 1,14 0,56 2,41 12,17

Значение вертикальной интеграции. Практически по всем товарным позициям, включая даже природный газ, ценовой разрыв не в пользу России. Видимую причину составляет неимоверное число посредников. Но будь в стране развитая вертикальная интеграция, преобладающий массив кооперационных связей оказался бы внутрикорпоративным и, значит, не обремененным посредниками. Для вертикальной же интеграции необходима куда более высокая, нежели ныне в России, по сути государственно-корпоративная стадия развития, с преобладанием государственно-корпоративного сектора в экономике. Пока страна не достигла такой стадии, не бывать в ней и вертикально интегрированным корпорациям. А где нет сектора крупных межотраслевых корпораций, способных обеспечивать капиталовооруженность, достигающую 2-2,5 млн. долл. основного капитала в расчете на одного занятого, там не может сформироваться наукоемкая экономика, оснащенная высокими технологиями и выпускающая конкурентоспособную продукцию.

Кстати говоря, более низкий на мировых рынках ценовой уровень биржевых товаров указывает на целенаправленную стратегию обеспечения ценовой конкурентоспособности. Не само по себе складывается так, что практически все виды сырья на Западе дотационны: как ископаемые, так и сельскохозяйственные; дотируется также электроэнергия. Целевые централизованные дотации позволяют поддерживать сравнительно низкие цены в процессах всего промежуточного производства, сокращая для корпораций издержки по статьям сырья и материалов, благодаря чему максимум интегрального – общекорпоративного – дохода извлекается только после конечной, или финишной стадии индустриальной обработки.

Отсюда следует весьма важный вывод: чем выше вертикальная интеграция и развитее сектор корпораций, тем масштабнее централизованно регулируемые перераспределительные процессы в экономике. То же самое верно и в отношении сельского хозяйства. В развитых странах оно сплошь дотационно. Через дотации аграрному хозяйству фактически дотируется вся вообще сфера индустриального производства. Тем самым минимизируются суммарные издержки промежуточного производства, а взамен максимально повышается совокупный доход общественного воспроизводства в целом и корпоративного сектора в особенности.

Весь смысл заключается здесь в расширении технологических конкурентных преимуществ. Конечно, сырье и энергия – это не технологии. Но дотирование сырья и энергии есть не что иное, как косвенное дотирование высоких технологий.

На ценовой разрыв влияет и российская налоговая система, облагающая результаты хозяйствования еще до их появления. Спору нет, полезен разговор о налоговых ставках, но вначале куда полезнее задуматься над тем, чтобы относить их к реальным результатам работы экономики, и всего лучше – к конечным результатам.

Итак, мы отметили конкретные проявления колониальной зависимости России, притом они прослежены по данным за 1997 г., который “реформаторы” считают наиболее позитивным для них. Не случайно именно в 1997 г. годовой безвозмездный вывоз ресурсов достиг пика – 23,45 млрд. долл. Причина теперь очевидна: накопленный за тот год потенциал девальвации рубля превысил 25%, компенсирующей динамики производительности труда не было и в помине, а между тем девальвация откладывалась, курс рубля искусственно удерживался в “коридоре”, вследствие чего только экспорт нефти, газа и вообще сырья остался прибыльным и доставлял компрадорскому клану сверхобогащение. С позиции собственного сверхобогащения компрадоры и расценили 1997 г. как один из самых “благополучных”, хотя для страны он стал одним из наиболее опустошительных.

Учитывая реальные причинно-следственные соотношения, мы вправе заключить: вовсе не мировой валютный кризис вызвал крах 17 августа 1998 г. Дело также не в снижении мировых цен на нефть и другие сырьевые ресурсы. Основная причина грянувшего долгового кризиса состоит в неколониальной зависимости России, тогда как все прочие проблемы и последствия лишь производны от нее. Именно неоколониализм России целиком определяет текущее ее социально-экономическое положение.

И конъюнктура 1999 г. дала тому новое подтверждение. Никакого облегчения не вышло, когда мировые цены на нефть поднялись за первое полугодие 1999 г. почти в 1,5 раза. Напротив, в России разразился обширный бензиновый кризис, от Европейской части до Дальнего Востока. Можно называть различные причины, но для нас важно не растворить главные.

Во-первых, валютный курс рубля провоцирует своим движением внутреннюю инфляцию, т.е. транслирует инфляцию доллара внутрь России. Во-вторых, нефтяной и газовый комплексы фактически приватизированы, участие государства в “контроле” имеет сугубо декоративное значение. Реализация нефти и газа как на внешнем, так и на внутреннем рынках обогащает не государство, а частные компрадорские кланы.

Отсюда и реальная картина: хотя экспорт российской нефти за январь-июнь 1999 г. вырос на 0,5% и составил 62,856 млн. т., а мировые цены на нефть подскочили за полугодие в 1,5 раза, выручка (4811,4 млн. долл.) оказалась ниже прошлогодней на 6,2%. Валютные доходы обогатили частных лиц, а не государство. Господствуй не частные, а государственные интересы, рост мировых цен улучшил бы платежный баланс и позволил бы ослабить давление на рубль, причем не возникло бы повода и для бензинового кризиса.

Низкие цены на нефть – плохо, высокие – тоже не лучше. Значит корень зла отнюдь не в мировых ценах на энергоресурсы.

Власть доллара и долларового капитала – вот короткая, но исчерпывающая характеристика нынешнего состояния страны.

Глобальный монетарный империализм представляет собой систему со стандартным арсеналом средств опустошения стран, зависимых от воли МВФ. В упомянутом арсенале особое внимание привлекают валютный курс и валютный своп.

Курсообразование под диктовку МВФ. Менее всего отвечает истине представление, будто в “реформируемой” России курс рубля к доллару складывается стихийно, по канонам либерального рынка и открытой экономики. Если “реформаторы” отказались от централизованно регулируемого курсообразования, какое действовало в СССР, надежно ограждая народное хозяйство от многообразных издержек и потерь, связанных с валютными рисками, то это отнюдь не значит, что оно и впрямь больше не регулируется. На самом деле регулирование не исчезло, а изменился лишь его субъект. Заботу о регулировании курса рубля к доллару “реформаторы” уступили МВФ: теперь он диктует правила курсообразования, а правительство России, Центробанк и Минфин действуют как исполнители его предписаний и меморандумов. При такой перемене сугубо риторическим был бы вопрос, в чьих интересах МВФ руководит курсом рубля.

Доверив МВФ определять валютный курс рубля, “реформаторы” отняли у России часть ее экономического суверенитета, и притом часть, весьма существенную. Подобно всякому монетарному инструменту, валютный курс может служить как во благо, так и во вред экономике страны – все зависит от конкретных целей политики курсообразования. Если они предусматривают защиту экономики от импорта инфляции, неконкурентной структуры внутренних издержек, деиндустриализации, курсовых потерь, тогда политика курсообразования действительно отвечает экономическим интересам страны и может считаться вполне суверенной. Нынешняя же политика курсообразования в России вовсе > не такова. Она несуверенна. Она подвергает российскую экономику разрушительным ударам импортируемой инфляции, содействует деиндустриализации, перекладывает на отечественных товаропроизводителей всю тяжесть курсовых потерь, искажает структуру внутренних издержек в пользу затратных статей.

Чтобы понять, почему дело обстоит именно так, а не иначе, значение валютного курса лучше всего проиллюстрировать предметно, в частности, на примере Китая.

Прежде чем начать свои экономические реформы, китайцы оценили реальное соотношение между своей валютой и американским долларом. Это было сделано на основе сравнения цен аналогичных товаров в Китае и США. Очевидно, это один из объективных методов сравнения валют разных стран, ибо цена на любой товар в стране связана с общественно-необходимым временем для производства этого товара. Госбанк Китая объявил стоимость национальной валюты в четыре раза дешевле, чем объективная стоимость, подсчитанная вышеупомянутым способом. Это сразу сделало невыгодным импорт иностранных товаров в Китай.

Поясним на примере. Пусть в США товар Х стоит 1 доллар, а в Китае этот же товар стоит n юаней, где n - реальная стоимость 1 доллара в юанях. Если американцы захотят продавать свой товар Х в Китае за юани, а потом перевести полученную сумму в китайской валюте в доллары для вывоза долларов обратно в США, они должны продать товар в Китае за 4 n юаней, ибо в этом случае они смогут при покупке долларов у Госбанка Китая (кроме него не у кого покупать) за полученные юани восстановить 1 доллар за единицу товара. Ясно, за 4 n юаней американский товар в Китае никто не купит, когда этот же товар китайского производства стоит n юаней, т.е. в четыре раза дешевле. Очевидно, свой товар китайцы могут продать на Западе по цене 0,25 доллара, не оставаясь в накладе, т.к. Госбанк Китая обменяет эти доллары по цене 1 доллар = 4 n юаней и китайский продавец получит за единицу товара те же самые n юаней. Для простоты пренебрегаем здесь таможенными проблемами, т.к. эти проблемы для товаров обычно стараются делать симметричными при прохождении товаров через границу в обоих направлениях.

Этот пример показывает, что сознательное удешевление национальной валюты Китая по сравнению с ее реальной стоимостью по отношению к доллару США и поддержание Госбанком Китая цены юаня на таком уровне способствовало тому, что импорт товаров в Китай стал затруднен, тогда экспорт индустриальных товаров из Китая завалил все рынки планеты. При такой схеме всего выгоднее ввозить в Китай не товары, а промышленный капитал, с размещением в стране соответствующих индустриальных комплексов, способных на месте изготавливать необходимые товары. Тем самым достигается то, что усиливает экономическую мощь страны: импортозамещение, ввоз новых технологий, увеличение числа современных рабочих мест, расширение обрабатывающей промышленности, увеличение производительности труда и т.д. Все это, заметим, было сделано и делается без совета с МВФ и вопреки его рекомендациям.

Централизованно заниженный самим Китаем курс юаня служит исключительно лишь интересам технологической модернизации промышленности. Невозможно даже представить, чтобы он подрывал покупательную способность юаня и транслировал долларовую инфляцию, увеличивал цены внутреннего рынка. О том свидетельствуют конкретные и по-своему весьма поучительные факты. С июля 1998 г. по июль 1999 г. валютный курс юаня остался неизменным (8,28 юаней за 1 долл.), производительность общественного труда возросла не менее чем на 3%, а уровень цен снизился на 2,1%, что равносильно соразмерному приросту покупательной способности юаня. Для сравнения: в России за тот же период валютный курс упал с 6,28 до 24,2 руб. за 1 долл., уровень цен подскочил на 120,5%, а производительность труда сократилась.

Валютный курс зависит от многих факторов, но ключевыми всегда были и будут сальдо платежного баланса, инфляция и сравнительная (межстрановая) динамика производительности труда. Сальдо, образованное с реальным приростом валютных резервов, содействует укреплению национальной валюты. Сальдо, которое складывается с формальным формированием валютных резервов, чья величина перекрывается бегством валюты, либо составленное при их сокращении, оказывает понижательное воздействие на курс. Соответственно тому действует и сравнительная динамика производительности труда: рост активизирует факторы повышения курса, замедление – факторы понижения.

При ответственной внешнеэкономической политике страна не может расходовать больше, чем получает, а потому стремится свести сальдо платежного баланса с приращением своих валютных резервов. В условиях подобной политики главными факторами курсообразования становятся инфляция и движение производительности труда. Предположим, последняя возрастает вдвое, а прочие межстрановые соотношения остаются неизменными (инфляция, сальдо платежного баланса и т.д.); в таком случае валютный курс может соразмерно возрасти, однако экспортные позиции страны окажутся столь же прочными, как и до его изменения.

Рассмотренный пример Китая показывает, что исходное установление национальной валюты ниже ее реальной стоимости по отношению к доллару приводит к поощрению экспорта и, одновременно, к поощрению импорта технологий, а не товаров. Помимо того, первоначально девальвированный уровень национальной валюты не трансформируется в ее обесценение, в падение ее внутренней покупательной способности. Наконец, будучи раз установленным, валютный курс оберегается от дальнейшей девальвации.

Если задуматься над политикой МВФ по отношению к любой стране, с которой он работает, то с точки зрения финансов она сводится к тому, чтобы поддерживать непрерывное обесценение национальной валюты опустошаемой страны, причем в темпе, опережающем официальную девальвацию. Такой результат и достигается путем импортирования инфляции.

Для этого в монетарно зависимую страну МВФ инициирует “впрыскивание” долларов. Как правило, спекулятивных. Они инвестируются не в реальную экономику, а выбрасываются на валютный рынок, создавая там их избыток. Вот почему в случае России МВФ в основном свои кредиты дает не столько реальному сектору, сколько бюджету и ЦБР, после чего они неизменно всплывают на валютной бирже (ММВБ). Попутно МВФ требует от своих партнеров жестких бюджетных сокращений, приводящих к снижению уровня жизни населения и капитальных вложений, а также ограничения уровня заработной платы в реальном секторе. Такая финансовая политика приводит к опережающему обесценению национальной валюты по сравнению с ее долларовой стоимостью и, в отличии от Китая, к поощрению потребительского импорта в страну.

Отсюда еще один парадокс неоколониализма: всегда недостаточная девальвация, неспособная устранить относительно завышенный курс (завышенный относительно безостановочного обесценения национальной валюты), из-за чего без конца надо вновь и вновь девальвировать денежную единицу колониальной страны. Иными словами, несмотря на очередную девальвацию, валютный курс вскоре опять становится относительно завышенным, поскольку внутреннее обесценение движется гораздо стремительнее. В подобных условиях стране просто-напросто не удается воспользоваться девальвацией, чтобы успеть по-настоящему поднять конкурентоспособность индустрии.

Именно так происходит сейчас в России, где курс рубля определяется импортируемой инфляцией. Какой бы ни была конъюнктурная девальвация рубля, она все равно не поспевает за кумулятивным действием пляшущей инфляции и скатывающейся производительности, так что не успевает состояться одна девальвация, а на очереди уже стоит другая. Вследствие импорта инфляции внутреннее обесценение рубля оказывается опережающим и долгосрочным, а девальвация – запаздывающей и краткосрочной. Фильтр в виде непрерывного и опережающего падения покупательной способности рубля пропускает на экспорт лишь сырьевые ресурсы и полуфабрикаты, делая совершенно невыгодным экспорт продукции более высокой степени обработки. Вот почему экспорт вообще перестал > быть стимулом развития российской обрабатывающей индустрии.

С другой стороны, относительно завышенный курс рубля поддерживает завышенный потребительский импорт, совершенно непомерный для той хозяйственной ситуации, которую переживает страна. В интересах России максимальное сокращение импорта товаров потребительского спроса ради как можно большего ввоза товаров инвестиционного назначения: высоких технологий, новейшего оборудования, компьютеризованных рабочих мест. Между тем курс рубля, формируемый “ножницами” между опережающим обесценением и запаздывающей девальвацией, поощряет проедание валютных ресурсов.

Разумеется, западные производители хотели бы вывозить из страны, куда они поставили свой товар, доллары. Последние, естественно, должны в стране откуда-то появляться. Единственная лазейка для поступления иностранной валюты, которую оставляет МВФ для страны, с которой он работает, это – экспорт сырья, ибо вся остальная экономика разрушается либо отсутствием оборотных средств, либо импортом готовых изделий. Вот почему “подзащитными” МВФ почти всегда являются сырьевые страны. Только из таких стран можно вывозить иностранную валюту в обмен на импорт товаров, преимущественно потребительских (по классической колониальной схеме: “сырье в обмен на гнилье и тряпье”).

Те страны, где нет сырья, малоинтересны для МВФ. Потому, например МВФ не проявляет особого интереса к республикам Прибалтики, входившим раньше в СССР. Они живут без вмешательства МВФ на основе баланса между импортом и экспортом, не основанном на вывозе сырья. Вот когда отсутствие сырьевых ресурсов является счастьем для страны!

Игры вокруг отношения курсов валют к доллару США позволяют американцам делать более привлекательной свою экономику для капиталов из стран - партнеров по “семерке”, чем в собственных странах. Для того, чтобы понять это, сравним динамику изменения объемов ежегодных чистых притоков ресурсов в США из Японии, Германии и Великобритании с динамикой изменений отношения национальных валют к доллару. Информация о притоке капиталов в США взята из сообщений Министерства торговли США, а об отношении валют - из International Financial Statistics. International Monetary Fund. Various Sources.

Графики на диаграмме показывают, что бегство капитала из всех вышеупомянутых стран в США связано с удорожанием соответствующей национальной валюты по отношению к доллару. Очевидно, для этого США не нужно делать ничего особого. Достаточно лишь напечатать нужное количество ничем не обеспеченных долларов и выбросить на международный валютный рынок. Начиная с 1984 г. в Великобритании, Японии и Германии изменения отношения соответствующей валюты к доллару сказываются на динамике оттока капитала в США фактически синхронно. К сожалению, анализом влияния изменения курса доллара по отношению к валютам других стран на экономику этих стран никто до сих пор не занимался. Для буржуазной политэкономии это является запретной темой. Не МВФ ли запретил?

Фактической, а не декларируемой задачей МВФ является создание для западных товаров благоприятных условий для проникновения на рынки тех стран, в которые поступает иностранная валюта за экспортируемые сырьевые ресурсы. Эта валюта и вывозится из сырьевых стран в обмен на импортные товары.

Подытожим: валютный курс рубля формируется МВФ так, чтобы поддерживать схему сугубо колониального типа: экспорт сырья и богатств – импорт ширпотреба.

Неадекватность формулы и эффекта Фишера. Используемая для прогнозирования валютных курсов формула Фишера упрощена, притом настолько, что приводит на деле к далеко не безобидным ошибкам. Главное, из-за чего она неточна – в ней не учтен фактор сопоставимой производительности, или паритет межстрановой производительности труда. В итоге упрощенная формула служит “обоснованием” монетарного “укрепления” курса. Более точная формула, напротив, показывает вред от такого, сугубо искусственного регулирования валютного курса.

Как известно, эффект Фишера предполагает: а) паритет процентных ставок и б) несмещенность форвардного курса. Но в любом случае, независимо от выполнимости названных условий, за его пределами остается смещение в производительности труда.

Чтобы прийти к более реалистичной формуле, нужно ввести в нее фактор производительности. Тогда по паритету покупательной способности и с учетом соотношения производительности труда изменение валютного курса может быть определено так:

Е = [(1+Ia)/(1+Ib)-1] >Pb/Pa

где Pa – экспортная цена на товар в валюте страны-импортера (цена иностранного производителя);

Pb – внутренняя цена в стране-импортере (цена внутреннего производителя).

Ia – индекс инфляции в стране-импортере;

Ib – индекс инфляции в стране-экспортере.

Паритет производительности оценивается здесь уровнем цен. Можно взять соотношение еще более точное, со всеми структурными компонентами внутренней и внешней цены товара, но суть от того изменится мало. В любом случае динамика курса прямо пропорциональна динамике сопоставимой производительности, так что при меньшей производительности труда неизбежно требуется пониженный курс национальной валюты.

Если, например, производительность в российской индустрии составляет 20% американского уровня, то курс рубля должен стоять ниже 5 к 1. Предположим теперь, что курс рубля “укреплен” благодаря внешним долларовым займам и поднялся выше. Тогда конкурентные условия для российской индустрии соразмерно ухудшаются. И не только на внешнем, но и на внутреннем рынке.

В конечном счете только производительность труда суть основание для повышения валютного курса национальной валюты. Монетарное же укрепление рубля (за счет займов и кредитов) представляет собой сплошную фикцию, отнюдь небезобидную. Подгоняя падение производительности, оно приводит к искусственному завышению курса (когда девальвация отстает от темпа обесценения) с еще большей потерей конкурентных позиций для продукции высокой степени обработки.

Если межстрановое соотношение по производительности труда не улучшается, экспорт России не может быть здоровым, не может складываться в пользу товаров с высокой степенью индустриальной обработки. Доля машин и оборудования в торговом балансе тогда неизбежно понижается, а индустрия во все меньшей степени испытывает стимулирующие импульсы вызова иностранных конкурентов в области высоких технологий.

Сказанное позволяет квалифицировать чисто монетарное “укрепление” рубля – на чем постоянно настаивает МВФ – как акцию, влекущую деструктивные последствия для макроэкономического состояния России в целом и ее индустриального комплекса в особенности. Ссылка на формулу Фишера не оправдание – эта формула сама несостоятельна.

Валютный своп. Не менее занятен механизм валютного свопа, отлаженный МВФ и Всемирным банком с 80-х гг.

Как известно, в ту или иную страну краткосрочный спекулятивный капитал направляется при некоторых условиях, и одно из ключевых – страхование рисков посредством валютного свопа. Предположим, в Россию притекает валюта, например, 10 долл. В момент притока, допустим, курс следующий: 1 руб. за 1 долл. Инвестор получает 10 руб., и отдает 10 долл., но кроме 10 руб. он получает обязательство России выкупить по наступлении срока, на какой даны средства, – например, через 3 месяца – рубли обратно, по форвардному курсу, который, к примеру, предполагает небольшое ослабление рубля, в связи с чем установлен на уровне 1,01 руб. за 1 долл.

Дача валюты на условиях ее обратного выкупа по форвардному курсу и есть валютный своп. Своп имеет смысл только при ожидании падения валюты страны-получателя, в данном случае – рубля. В этом смысле спекулятивный капитал, заглядывающий в страну, намеченную для опустошения, всегда стоит на обрушение денежной единицы выбранной жертвы.

Что происходит дальше, после заключения валютного свопа? Полученные рубли иностранные инвесторы немедленно отоваривают всем наиболее ценным, что только можно приобрести в стране, – а в условиях либерализации, т.е. полной открытости страны, свободно продается и покупается практически все, – нефть, газ, цветные и драгоценные металлы, древесина, минеральные удобрения, электроэнергия, акции лучших предприятий, государственные ценные бумаги и т.д. Скупленное немедленно перепродается за рубежом, так что в результате у инвестора вновь на руках те же 10 долл. или даже больше. Тем временем масштабная скупка ресурсов и собственности создает в России дополнительный спрос, вздувает цены внутри опустошаемой страны, разгоняет инфляцию, со страшной силой давит на курс рубля. И продавливает, например, двукратное падение, к соотношению 2 руб. за 1 долл. Теперь иностранному инвестору достаточно не 10, а 5 долл. для того, чтобы купить те 10 руб., которые Россия обязалась выкупить у него по курсу 1,01 руб. за 1 долл. В итоге иностранный инвестор уже откачал из страны реальные товарные ресурсы, да еще получил 50% на каждый доллар, не считая процентов “за пользование” долларами.

Внутри страны устанавливаются условия, гибельные для экономики. Во-первых, прирост инфляции. Во-вторых, обесценение оборотных средств товаропроизводителей. В-третьих, обнуление фонда производственных кредитов, так как финансовые ресурсы направляются на обслуживание спекулятивных операций, сырьевого экспорта и потребительского импорта. В-четвертых, обрабатывающая и наукоемкая промышленность остаются без ресурсов, без заказов, без загрузки, без инвестиций, без кредитов, без перспективы. В-пятых, страна обрекается на неминуемый сброс населения из-за вымирания миллионов людей, лишенных возможности поддерживать даже биологический прожиточный минимум – т.е. инфляция используется подобно средству массового поражения, как орудие массового убийства населения. В-шестых, дело обставляется так, что страна не только бесплатно снабжает “кредиторов” природными ресурсами, но еще остается с долгами да инфляцией.

Представим сравнение по реальным соотношениям 1998 г. Оценим вначале прибыльность обвала рубля в августе минувшего года для иностранных спекулянтов (табл. 11).

Таблица 11

Курс спот R/$ на момент свопа	6,2755
Курс форвард	7,0516
Объем инвестиций, долл.	100
Рублевая сумма, подлежащая выкупу	627,55
Издержки выкупа по курсу форвард, долл.	88,99
Курс спот R/$ на момент выкупа	17
Издержки выкупа по курсу спот, долл.	36,91
Курсовая прибыль, долл.	52,08
Норма курсовой прибыли, %	52,08%

Примечание: берется только курсовая прибыль, без учета кредитного процента и ценовой разницы по вывозимым ресурсам, ценным бумагам, акциям и т.д.

Покажем теперь для сравнения, какой была бы ситуация без валютного свопа, т.е. при соответствии двух курсов: наличного и форвардного (табл. 12)

Таблица 12

Совершенно очевидно, что обладатели форвардных контрактов стоят на обвал рубля. Объективно. И чем больше сумма заключенных контрактов, тем выгоднее стоят.

Можно подытожить несколько иначе. Сумма краткосрочных обязательств страны к моменту обвала (17 августа) достигала 45-50 млрд. долл., из них часть, “застрахованная” форвардными контрактами, доходила до 25-30 млрд. долл. Если учесть и приплюсовать к указанной сумме прибыльность, составившую не менее 100% по всем компонентам, то прямые потери, причиненные стране компрадорской банковской системой, лишь по одному циклу (набегу) составили 50-60 млрд. долл. И это за считанные месяцы! В натуральном выражении за период всего лишь одного набега Россия обеднела на 500-600 млн. т. нефти, что эквивалентно двум годовым объемам нефтедобычи! Небезынтересно, что сопоставимая сумма ущерба досталась Южной Корее (около 80-90 млрд. долл.), а также Малайзии и Индонезии.

Итак, валютный курс и валютный своп – надежные и весьма эффективные инструменты осуществления политики глобального монетарного империализма. Это – не умозрительная, а вполне конкретная политика, приносящая более чем баснословные дивиденды странам имперского блока во главе с США.

Для всех в мире уже очевидно, что наличие или отсутствие связи у правительства какой-либо страны с Международным валютным фондом имеет существенное значение для её экономики. По уровню взаимоотношений с МВФ страны мира делятся на три группы. Первая группа – это страны, которые получают от МВФ кредиты и следуют его предписаниям (28 из 34 – Латинской Америки, государства Азии, Европы, включая Россию и т.д.). Вторая группа – это те страны, которые сознательно избегают предписаний МВФ (например, Китай). И последняя – третья группа – страны, к которым МВФ не имеет особого интереса, поскольку там отсутствуют залежи сырьевых ресурсов.

Первая группа стран, сотрудничающих с МВФ, от этого сотрудничества только пострадала. Так, из 28 стран Латинской Америки, выполнявших предписания МВФ в 1982 >-1988 гг., только 2 страны не ухудшили свое положение, а остальные 26 были не в состоянии расплачиваться по своим долгам. И это при том, что за упомянутые шесть лет только Латинская Америка выплатила кредиторам $145 млрд. в качестве процентов по долгам!

Напомним: МВФ был создан в 1944 г., по соглашению, подписанному в Бреттон-Вудсе. При это декларировалось утверждение фиксированных валютных курсов по отношению к доллару США и стабильной цены золота в долларах. В 1973 г. МВФ (читайте: США) отказался от фиксированных валютных курсов по отношению к доллару США и стабильной цены золота в долларах. Отказ от конвертации долларов в золото (мало осмысленный нашими “реформаторами”) давал возможность США регулировать курс доллара США по отношению к другим валютам банальной эмиссией того или иного масштаба. С этого момента и начинается политика ведущих западных стран, прежде всего США, по отношению к сырьевым государствам, называемая “пакетом мер МВФ”. Почему по отношению к сырьевым государствам – это, полагаем, уже понятно.

Отметим также, что с начала 70-х гг., когда доллар перестал быть валютой, конвертируемой в золото, он обесценился более чем на 700%, так что вместе с долларовой экспансией по миру словно чума расползается долларовая инфляция. Безудержная инфляция – вот что сеет в монетарно зависимых странах доллар!

Инвестиции двойного действия: реальные для кредиторов и фиктивные для должников. Мировой валютно-финансовый рынок есть рынок именно спекулятивных, т.е. фиктивных, бестоварных капиталов. На таком рынке нельзя найти капиталы, требуемые для освоения высоких технологий (табл. 13).

Таблица 13

Вид валютной сделки	млрд. долл. США	% от общей суммы
Торговля товарами	3200	2,0
Услуги	600	0,375
Доход от иностранного инвестирования	600	0,375
Движение долгосрочного капитала	600	0,375
Финансовые (бестоварные) сделки	155000	96,875
Всего:	160000	100,00

В 1989 г. удельный вес спекулятивных, бестоварных сделок достигал цифры полного преобладания – 96,875%. Понятно само собой, что общемировой ВВП никак не доходил в 1989 г. до 160 трлн. долл., поскольку на планете в наличии не было 35-40 стран, равновеликих США, а были только США. Раздутый шар объемом 155 трлн. долл., из коих ни единого цента не приходилось на реальные товары, и есть та спекулятивная масса, движением которой управляет МВФ. Разумеется, громадное количество спекулятивных сделок погашается взаимными зачетами, клирингами, так что их сумма никак не означает такой же суммы реальных денежных ресурсов. Но часть сделок завершаются возникновением долговых обязательств одних стран перед другими, перед теми, откуда идет приток спекулятивного капитала.

Весь смысл функционирования мирового валютно-финансового рынка, управляемого МВФ, в том и заключается, чтобы воспроизводить долговую зависимость слаборазвитых стран и обеспечивать новые права требования для развитых. Такой рынок обогащает более сильных за счет слабейших, которые действительно проигрывают свои реальные ресурсы. Даже если маржа не превосходит 1% годовых, то с учетом масштаба оборота спекулятивного капитала (155 трлн. долл.) выигрыш хозяев МВФ эквивалентен в абсолютном выражении 1 ,55 трлн. долл. реальных товарных ресурсов, а это значит, что развитым странам из года в год достаются ресурсы, выкачиваемые из сырьевых стран, на сумму в триллионы долларов. Отметим также, что с 1979 г. по 1989 г. спекулятивный оборот возрос без малого в 10 раз, наглядно показывая эффективность деятельности МВФ для его немногочисленных хозяев во главе с США.

На месте МВФ, при его роли, определенной геополитическими устремлениями США, при его возможностях концентрировать ресурсы, номинированные в долларах, при его контроле над некоторыми глобальными финансовыми фондами – или даже негласном участии в тех или иных из них – просто абсурдным было бы использование какой-либо иной стратегии, кроме стратегии регулярных опустошающих монетарных набегов на зависимые от него страны.

Координируемая МВФ стратегия набегов спекулятивного капитала. В современном всемирном хозяйстве получили распространение такие тенденции, которые наводят на гипотезу об упорядоченном движении мирового спекулятивного капитала, а именно движении, управляемом из единого центра, каким служит МВФ.

Концепция стратегии регулярных набегов мирового спекулятивного капитала на страны, богатые сырьевыми ресурсами либо представляющие угрозу конкурентным позициям глобального центра силы, наиболее точно объясняет происходящее. Вместо череды случайностей (игра на понижение французского франка и российского рубля в 1994 г., спекуляции с целью девальвации иены, фондовые кризисы в Южной Корее, Японии, Индонезии, Малайзии, очередной обвал национальной валюты России, вслед за ней в Бразилии и т.д.) такая концепция обнаруживает действие глубоких закономерностей. Все они укладываются в одно масштабное явление, именуемое нами новейшей разновидностью империализма – глобальным монетарным империализмом (с кругооборотом в зависимых странах фиктивного капитала).

Современный империализм эксплуатирует колониально зависимые страны намного эффективнее, чем при прямом завоевании, – посредством монетарной системы (ресурсы в обмен на инфляцию и долговую зависимость), с опорой на компрадорский режим в политике и экономике.

Как известно, колонией называется страна или территория, находящаяся под властью иностранного государства (метрополии), лишенная политической и экономической самостоятельности и управляемая на основе специального режима.

Неоколония есть в сущности то же самое, только специальный режим управления обеспечивается не представителями метрополии, как в колонии, а представителями самой колонии, которые получают в обмен часть доходов и капиталов от эксплуатации страны и поддерживаются метрополией как ее реальные представители. Это лица компрадорской буржуазии, для которых валюта метрополии предпочтительнее валюты своей страны. Формально неоколония суверенна, реально – вассал. Реальный вассалитет прикрывается формальным суверенитетом.

Не случайно монетаризм, насаждаемый МВФ, идет рука об руку с требованиями приватизации, либерализации банковской системы, ценовой системы и системы внешней торговли. Не случайно диктуется сокращение социальных расходов ради увеличения выплат по внешнему долгу, – сокращение, которое обрекает на неминуемое вымирание миллионы людей, лишенных работы, пищи, крова, медицинской помощи. Стандартные программы МВФ, какие бы названия им не давались, приводят к одному, также вполне стандартному результату: отбрасыванию той или иной страны на стадию низшего капитализма, лишенного вертикальной интеграции и централизации собственности, сектора многоотраслевых корпораций и высоких технологий.

От влияния глобального монетарного империализма свободны лишь страны, независимые от МВФ, а в их числе лишь такие, которые либо уже достигли высшей, государственно-корпоративной стадии капитализма, либо полным ходом устремлены к ней.

Стратегия набега неосуществима, например, в отношении Китая. Почему? Курс юаня регулирует Госбанк. Влияние валютных спекуляций на курс исключено, признается только влияние строго экономических факторов: а) производительности труда; б) сальдо платежного баланса по экспорту и импорту товаров и услуг; в) инфляции (причем импортирование инфляции пресекается, так как на валюту приобретается оборудование, лицензии, технологии, а не ширпотреб). Коммерческим банкам запрещено привлекать валютные кредиты (т.е. кредитные ресурсы и политика их использования централизованы). Нет фондовых спекуляций. Котируются акции только 40 предприятий. Основная масса предприятий (по экономической мощи) – государственные. Действует система макроэкономического планирования и регулирования. Китайская монетарная система ставит хотя и не самый надежный, но все же ощутимый заслон на пути спекулятивных набегов.

Напротив, российская монетарная система не только стала объектом регулярных спекулятивных набегов, но содержит прямые условия, делающие возможными и в высшей степени выгодными такого рода набеги.

Информация, необходимая для разработки и осуществления стратегии набега в отношении конкретной страны или группы стран, легко черпается из сведений, официально предоставляемых компрадорскими режимами в МВФ и Всемирный банк. Сам перечень испрашиваемых МВФ и Всемирным банком статистических отчетов полностью открывает монетарно-зависимую страну для детальной проработки сценариев ее опустошения. Тут и основные макроэкономические показатели по системе национальных счетов (СНС ООН), и платежные балансы, и важнейшие индикаторы промышленной активности, и динамика инфляции, и параметры денежной массы, и золотовалютные резервы, и запасы ресурсов – сырьевых, продовольственных, топливно-энергетических, и государственный бюджет, и потенциал инвестиций, и даже ежегодные меморандумы с детальным описанием прогнозируемых макроэкономических и финансовых решений. Экономика страны по таким сведениям видна словно в анатомическом разрезе, так что не составляет труда выбрать не только наилучшую стратегию набега, но и наиболее подходящий для него момент.

Без информации, имеющейся в распоряжении МВФ и Всемирного банка, набеги такого масштаба и с такими последствиями, какие произошли в упомянутых странах, невозможно ни разработать, ни осуществить. Это неопровержимо. Отсюда вывод: МВФ действует как орган, координирующий потоки всего спекулятивного капитала мира. Именно в пользу свободы действий для спекулятивного капитала и предъявляет свои требования МВФ.

Но это не самоцель. Это всего лишь вспомогательная, так сказать, попутная задача. Главная же цель – финансовое господство одного центра силы: США. Примечательно, что США почти сразу после распада СССР стали предпринимать действия по ослаблению, прежде всего – экономическому, своих геополитических конкурентов: стран Европейского Союза и Японии с ее азиатскими союзниками.

Особенно заметно пострадала и продолжает страдать Япония. Разросшийся спекулятивный сектор схватил в удушающие объятия производительную экономику и никак не отпускает, хотя правительство едва ли не из квартала в квартал предпринимает дорогостоящие пакеты поддержки, оживления и т.д. Пока экономическая система страны держится, но сколько продержится, если не отсечь спекулятивную обузу – сказать трудно. Чтобы развязаться, надо повоевать со спекулятивными интересами, а они опутали уже всю финансовую и банковскую систему. Существенно, правда, что правительство в Японии не компрадорское. Да и система макроэкономического планирования и регулирования более или менее ограждает пока еще производственный сектор. Но сравнительная производительность довольно быстро падает, особенно в последнее десятилетие.

Пока надежного противоядия у Японии нет. Она привязывается к США. Может статься, что зависимость от поставок ряда компонентов высоких технологий окончательно забросит Японию на орбиту технологической зависимости от США. Примечательно, что именно Япония выступила за введение глобального валютного коридора для трех валют – доллара, евро и иены, и что именно США похоронили предложение японцев.

В отличии от Японии Европа держится лучше. Она явно не хочет быть объектом эксплуатации со стороны США и потому ответила на постсоветский вызов США стремительной интеграцией и конструированием новой европейской валютной системы на основе евро. Тем самым Европейский Союз более надежно ограждает себя от эксплуатации. Теперь уже невозможны набеги на валюту Франции, Германии и любого другого участника общеевропейской финансовой системы. Это важно и чрезвычайно интересно.

США хотели орудовать долларовым рычагом вечно, по привычке и привычно, а оказалось, что своими действиями они инициировали крушение доллара как монопольной мировой валюты. Де-факто уже теперь есть две мировых валюты – доллар и евро. Это уже свершившийся факт.

Особая позиция Великобритании ничего не меняет. Великобритании на двух стульях не усидеть, ей придется выбирать между валютным союзом с США или Европой. В современном мире фактор географического положения значит не так много, как прежде, и потому Вашингтон может быть и будет – по крайней мере еще некоторое время – для Лондона ближе, чем Берлин и Париж. Тем не менее раздвоение подхода Великобритании не отменяет факт институционализации второго глобального валютного центра. Она уже состоялась. Европа быстро нашла ответ. И достойный ответ. Правда, на стороне США остается владычество над всей системой электронной инфраструктуры мирового валютного обращения, так что было бы преждевременно утверждать, что все проблемы у Европы позади.

Однако против России позиция у Европы такая же, как у США. Не следует питать каких-либо иллюзий на сей счет. Плох будет тот, что сочтет, будто евро предназначен для ограждения интересов России. Евро призван защищать интересы Европы против США, а это значит, что евро такой же инструмент опустошения России, как и доллар. Против России Европа и США станут действовать сообща, по схеме разделения сфер влияния. В отношении России ничего в их имперской политике не изменится, во всяком случае – по существу.

Для России проблема не в МВФ, а в той системе глобального монетарного империализма, олицетворением которой выступает МВФ. Стоит России освободиться от действия этой системы, и вопрос взаимоотношений с МВФ отпадет сам собой.

Основной опорой глобального монетарного империализма всюду служит компрадорский слой. В России тоже первым делом был сформирован компрадорский слой и обеспечено его всевластие. Взаимоотношения компрадорской верхушки с МВФ еще во времена “перестройки” выстраивались по схеме, озвученной Д. Саксом: “Вы нам – приватизацию, мы вам – кредиты”. Подразумевались кредиты, которые также подлежали приватизации, так что долг записывался на страну, а валюта оседала на частных счетах.

Поскольку органами, координирующими систему планетарного неоимпериализма, являются МВФ и Всемирный банк, компрадорский слой действует именно по их инструкциям, прикрывая видимостью суверенитета реально установленный вассалитет. Экономические преобразования под диктовку МВФ (с ежегодными меморандумами, составленными в МВФ и более жесткими, чем любое директивное планирование) есть не что иное, как фактическая утрата всякого суверенитета: и экономического, и политического, и валютного. Отсюда подчинение страны компрадорской идеологии (с основным тезисом “отстали навсегда”), компрадорской политике (с основным тезисом “МВФ виднее”), и компрадорской модели экономики (с основной схемой “сырье в обмен на пищу”).

“Умные реформаторы” жили на самом деле умом МВФ, озвучивали его требования и перелагали его волю в российские законопроекты, начиная с указов о повальной приватизации, продолжая законом о разделе продукции и ежегодным бюджетным законом. Чего бы не требовал МВФ, какими бы ни были конкретные или частные его предписания, в целом все его действия укладываются в одну и ту же, давным-давно отработанную и ставшую шаблонной (в полном смысле слова стандартной) схему – схему компрадорской экономики, со всевластием доллара и иностранного спекулятивного капитала.

В России сформирована и властвует именно такая, компрадорская модель экономики, основное предназначение которой – удержание России в тисках глобального монетарного империализма, а значит на стадии низшего капитализма.

Преследуя свои цели, империалистский блок закрывает глаза на общепризнанные принципы международного права и позволяет расходовать привлекаемые внешние займы на личные нужды небольшого слоя компрадоров, а долги записывать на всю страну. Долг России возрастает, хотя денег страна не видит и они используются против ее интересов. В общем, односторонние обязательства достаются России, а чистые барыши – компрадорам. Действует система “гибкого” разделения долговых обязательств и кредитных доходов между Россией и компрадорами: деньги – у компрадоров, долги – у России.

Кстати, точно так же выстраивалась и российская “коммерческая банковская система”, в точности по такой же схеме разделения ответственности и доходов. Доходы концентрировались у “уполномоченных” банкиров, ответственность и потери – у населения.

Перспектива – формационный прогресс. Во всемирном хозяйстве установились два валютных центра: центр доллара и центр евро. С помощью интегральной валюты Европа освобождается от эксплуатации США. Вопрос в том, каким образом освободиться от монетарной эксплуатации может Россия.

Пойти по аналогии и попытаться создать третий центр? Такой вариант, привлекательный для “национально-патриотических сил”, неосуществим ни сейчас, ни в сколько-нибудь обозримой перспективе. Теоретически мыслимо заинтересовать Китай, Японию, Индию, а практически – нельзя. Полезно отрешиться от зряшных иллюзий: не выйдет третьего центра в упомянутом составе, какие бы усилия к тому ни прикладывались.

Япония слишком привязана к США. Сырьем ее от США не оторвать, ибо Япония нуждается в американских компонентах высоких технологий. США держат Японию накрепко, технологическая зависимость и дороже, и стратегически крепче, чем сырьевая. Совместное освоение Японией и США новейших противоракетных систем яркий и исчерпывающий индикатор истинной взаимопривязки двух стран.

Второй показатель – позиция Япония по “территориальному вопросу”. Япония считает себя достаточно могущественной, чтобы настаивать на очередном территориальном переделе во всем Азиатско-Тихоокеанском регионе. Ее с 50-х гг. науськивают США, которые фактически дезавуировали положения договора в Сан-Франциско, сняли подпись Японии под ним. Та подпись уже ничего не значит, во всяком случае де-факто Япония действует так, словно от той ее подписи не осталось и следа.

Вывод: на Японию рассчитывать нечего.

По другим резонам, но то же самое следует сказать о Китае. Он не заинтересован в том, чтобы становиться третьим мировым центром влияния. Китай исповедует стратегию “подавляющего преимущества”. Пока у него нет абсолютного преобладания – экономического, технологического, военно-стратегического, – он не пойдет ни на какие действия, способные сделать его участником открытого противостояния с действующими центрами силы. Степень существующей технологической зависимости Китая все еще остается весьма сильным лимитирующим фактором, который служит чувствительной уздой, наброшенной на глобальные устремления самой многонаселенной страны планеты. Так что на Китай тоже рассчитывать нечего, у него свои геополитические виды.

Без Китая же какой-либо новый реальный геополитический центр невозможен.

Можно делать ставку на Индию, однако блок с одной только Индией не имеет, во-первых, стратегической перспективы, а, во-вторых, в нынешних условиях – реальность есть реальность – объединит не столько сильные, сколько слабые стороны обеих стран: обе они находятся на стадии куда низшей, нежели государственно-капиталистическая.

Несомненно, России важно прикладывать усилия для налаживания стратегического партнерства и с Китаем, и с Индией. Но еще важнее как можно скорее установить союз с высокими технологиями, а значит – с наукоемким способом производства. При наличии высоких технологий стратегия глобальных союзов с российским участием обретет значимость сама собой. При существующей же жуткой технологической зависимости наша страна может выступать на мировой арене только как объект территориальных притязаний, как объект раздела на сферы влияния между технологически и экономически более сильными державами.

Извне нам никто не поможет. Извне России могут помочь только в одном: рассыпаться на части и сбросить еще 50-80 млн. человек населения в дополнение к тем 20-30 млн., которых страна лишилась с 1987 г., с начала “реформ”, ибо для России в качестве сырьевого придатка Запада достаточно, по раскладу американских геополитиков, не более 30-40 млн. россиян. Период полураспада – не во всем верна такая аналогия, но все же близка к реальности. Судя по реальным действиям, прикрываемым риторикой о “партнерстве”, Западу нужна Россия без России, он за Россию без россиян.

Как же решать вопрос?

Теоретически ответ однозначен: только высшая стадия формационного развития гарантирует России реальную экономическую, технологическую и политическую независимость. В рамках капиталистической формации ничего выше национализированного капитализма нет и быть не может, а он базируется на централизованной экономике: с централизованным планированием и распределением материальных ресурсов, с централизованной целью воспроизводства, т.е. с работой ради увеличения общегосударственного (бюджетного) дохода, а не прибыли отдельных собственников.

Таким образом, ближайшая стратегическая цель вырисовывается довольно отчетливо. Путь к ней также определен, по крайней мере в главном и основном, поскольку представляет собой последовательность формационных преобразований, или, если угодно, формационных реформ. Они затронут как экономический базис, так и политическую надстройку. Без них, без подъема хотя бы на стадию национализированного капитализма у России нет будущего.

Движение по пути формационного прогресса может быть и эволюционным, и революционным. На наш взгляд, едва ли имеет смысл прогнозировать, каким он окажется в действительности. Важнее другое, а именно конкретные признаки, указывающие на поворот России от низшей к высшей стадии развития.

Первым признаком такого рода, и всего легче контролируемым общественностью, является курсообразование. Если Россия покончит с курсообразованием под диктовку МВФ, если валютный курс рубля станет служить накоплению и усилению ее конкурентных преимуществ, значит наша страна на деле взялась за переход из стана неоколониальных, отсталых и зависимых в стан развитых, поистине суверенных, неподвластных глобальному монетарному империализму.

Кто выступает за сохранение неоколониального статус-кво России, тот пугает неисчислимыми бедами в случае “разрыва” с МВФ, в том числе полной изоляцией нашей страны. Но запугивание – не аргумент. Реальность в том, что именно теперь, когда правящие компрадоры во всем прислушиваются к указаниям и командам МВФ, Россия пребывает в наиболее жесткой и жестокой изоляции – в изоляции от формационного прогресса, высоких технологий, передовых социальных стандартов жизни, наукоемкой формы производства. Напротив, в отношении соседнего с нами Китая, который хотя и состоит членом МВФ, но не допускает его влияния на свою социально-экономическую политику, какая-либо изоляция исключена в корне: КНР успешно развивает экономику высоких технологий, наращивает свою долю во всемирной торговле, умножает валютные резервы.

Миф об изоляции, якобы грядущей при повороте России к национализированному хозяйству, помогает скрывать теперешнюю изоляцию страны, изоляцию подлинную, а не мнимую. Хуже таковой ничего нет и не будет. Что же касается возможного состояния “дипломатии испорченных отношений”, то опыт учит: в современном мире любая изоляция бессильна перед конкурентоспособной продукцией.

Итак, анализ отношений России и МВФ обнаруживает противоречия более глубинного порядка, чем разногласия по очередному взаимному меморандуму или займу. МВФ создан, существует и действует как институт глобального монетарного империализма, а потому проводит и отстаивает интересы, объективно несовместимые с экономическими и политическими интересами России. Соответственно, выход России из-под влияния МВФ возможен только как решительный разрыв с компрадорским колониализмом и выход нашей страны из-под влияния всего мирового блока современного империализма.

Формационные изменения в России назрели и потому неотвратимы. Эволюционный характер они примут или революционный – это покажет практика, так что ни предрекать что-либо, ни тем более предрешать незачем. Куда существеннее то, что формационному прогрессу альтернативы нет.

Статья позаимствована с сайта "Марксистская рабочая партия"